Сибирский папа - Наталия Михайловна Терентьева
Мама, как будто услышав на расстоянии мои горькие размышления, написала мне – она, в отличие от Вадика, почти никогда не звонит, только пишет. И то крайне редко, ведь для связи со мной есть Вадик.
«Дочка, ты как там?» – писала мама.
Хм, какая неожиданная забота. Что ответить? «Плохо»?
«Я хочу есть», – ответила честно я.
«У тебя нет денег, чтобы поесть? Или всё закрыто уже?»
Мама, образованный человек, без пяти минут доктор наук, не умеет считать время по часовым поясам. Как бы сделать так, чтобы не раздражаться?
Я набрала мамин номер. Писать, борясь с авторедактором, три раза заменявшим только слово «хочу» на «хватит», сил не было.
– Мам… У меня есть деньги, мне Сергеев успел дать кучу денег. И здесь еще не так поздно.
– А, хорошо… А я всё в такси. Представляешь?
– Выйди, сядь в метро.
– Ну, поздно уже. Стоим в таком месте, здесь рядом ничего нет, как нарочно.
– Мам, скажи мне одну вещь… Вот ты жила столько лет, смотрела на меня… Ты видела во мне Сергеева, да?
Я бы, наверное, не стала спрашивать это сейчас, мне хватило сегодня переживаний. Но она сама стала мне писать.
Я стала говорить слишком громко, Йорик вдруг сел на диване и посмотрел на меня совершенно испуганными глазами.
– Ой… – сказал он. – Мы где?
– В гостинице, не бойся, – ответила я.
– Что ты говоришь? – не поняла мама.
– Мам, я не тебе. Я брату говорю.
– Кому? А… прости, да… А почему ты с ним?
– Всё сложно объяснить. Ладно. Потом поговорим.
– Я могу ответить, Маня, на твой вопрос. Нет, я не видела в тебе Сергеева. Я видела, что ты на него немного похожа…
– Немного!.. Я очень на него похожа!..
– Думай, как хочешь. Для меня ты просто немного похожа. И другая. Моя дочь. И Вадика.
– Мама! Ты издеваешься надо мной, да? Ты специально делаешь мне больно?
Я больше не могла плакать, слез уже почти не было, но защитный механизм эволюции – плакать, когда тебе больно, все равно включился. Я не могу не размышлять, это дурацкое свойство мешает мне жить и помогает одновременно.
– Нет, Маняша, нет…
Я сбросила звонок. Как странно… Ведь у меня с мамой были совершенно нормальные отношения, всегда, и в детстве, и сейчас… Или их вообще не было? Я не думала о том, какие у меня отношения лично с мамой. Наверное, никаких. У меня хорошие отношения с родителями, и точка. Хорошие – никакие.
Ох, как же мне плохо. Как хочется открыть глаза и понять, что мне все это приснилось, что ничего этого не было. Я согласна вернуться в любую точку прошлого, только обязательно дойти до того момента, когда я познакомилась с Сергеевым. А потом пусть всё будет по-другому. Я не поеду к нему домой, он ничего мне не будет дарить, я просто посмотрю на человека, кровь которого течет во мне, я увижу, как он улыбается, я услышу его голос – мне кажется, я всегда знала, что он именно такой… И всё. И дальше я уеду в Москву, зная, что на свете есть он, мой отец. Что он есть, он будет, я смогу ему позвонить в любой момент. Смогу сесть на самолет и прилететь к нему – на день, на два…
Странная мысль пришла мне в голову. А если бы не было моего дня рождения, то есть, если бы Сергеев не стал бы устраивать мне празднества, он бы, возможно, НЕ ПОГИБ?!! О Господи… Поехал бы в другое время, ведь всё происходит в какой-то точке пространства и времени, а точка была бы другой…
Зачем я сама себя мучаю? История не знает сослагательного наклонения, наша собственная, маленькая, личная история тоже. Никто не знает, как бы было, если бы…
Поэтому, наверное, у меня несколько раз за эти дни было такое странное чувство, как будто какая-то тревожная мысль, которую я никак не могу поймать, а она никак не может сформулироваться, бьется, бьется в голове, беспокоит, отвлекает… Художник Николай понял, а я – нет. Я бегала и радовалась. А я что-то могла изменить?
Я пошла в ванную, открыла кран с холодной водой, долго-долго умывалась, пока лицо уже не заболело от холодной воды. Всё. Его больше нет. Надо себе это сказать. И ни одной такой мысли в голову не пускать.
– Я хочу есть… – В дверях ванной стоял Йорик.
– Хорошо, я тоже. Пойдем. Почему ты не стал спать?
– Не знаю.
Мальчик подошел ко мне и обнял меня. Удивительное чувство. Я знаю стольких людей, которые не любят своих братьев или сестер. А для меня сейчас это самое большое счастье – что есть Йорик. Если бы можно было, я бы забрала его с собой в Москву.
На экране телефона появилось фото Вадика. Я не смогла не ответить ему, рука автоматически нажала кнопку «Ответ».
– Дочка…
– Да.
– Я тут, пока сижу в аэропорту, поговорил с нашим юристом с работы… Ведь, получается, мальчик остался один?
Я замерла. Да, понятно, что мысль – это квант, как дочка физика я это знаю… То есть как приемная дочка физика, привыкшая думать в тех же категориях. Как меня воспитали, так я и думаю. А кванты общаются на расстоянии, точнее, для них нет наших привычных расстояний. Понять это очень сложно, но это так.
– Да.
– Мы сможем его усыновить. Или хотя бы взять опеку. Это совершенно реально, если у него нет других родственников. Что с бабушками и дедушками?
– Ничего.
– Ну вот, значит, должно получиться.
– Пап, ты серьезно это говоришь?
Я отвернулась от Йорика, но он все-таки услышал, стал лезть поближе:
– Ты с кем, с кем разговариваешь?
Я обняла мальчика.
– Со своим отчимом. Знаешь, что такое отчим?
Да, Вадик это слышал. А что мне было делать?
– Ты слушаешь меня?
Вадик ничего не говорил.
– Пап, ну всё, ладно! Не я это всё затеяла.
– Да, Маняша. Хорошо. Вот я и говорю…
– Тут есть обстоятельства… но…
– Плохо тебя слышу, связь прерывается.
