Сибирский папа - Наталия Михайловна Терентьева
– Пойдем, Мария. Пойдем домой.
Если бы не добавил последнее слово, я, возможно, и не сбросила бы его руку. Но ведь мы уже поговорили про это. Зачем снова начинать ту же игру? А это игра, странная и неприятная мне сейчас. Гена отвернулся, не в силах смотреть на все это.
– Осторожно! – воскликнул он, высоко-высоко воскликнул, так, как никогда не поет.
Я резко обернулась туда же, куда смотрел он. И бросилась к Йорику, который зачем-то залез на самый верх детской площадки, которую увенчивала высокая ярко-красная крыша домика. Из этого домика дети спускались по горочке. Но Йорик забрался на саму крышу и сейчас пытался встать на ее острую макушку. Скорей всего, он просто устал сидеть в сторонке и страдать. Он же еще маленький ребенок. Я уже не помню себя такой, помню какие-то отдельные моменты. А что я думала, как чувствовала – не помню. Наверное, когда приходят взрослые чувства и желания, ребенок из нас уходит в ту страну, где живут только дети.
– Йорик, замри! – крикнула я.
Но было поздно, он уже карабкался на макушку, зацепился за что-то, покачнулся и полетел головой назад. Я подскочила и сумела в самый последний момент поймать его, упав вместе с ним на землю, даже придавив его, зато голова Йорика не стукнула об землю, а стукнула об мою скулу и глаз. Я поднялась сама, встряхнула мальчика. Он с неохотой поднялся.
– Ну, ты придурок. Ай… – Я стала растирать щеку и глаз. – Больно как.
– Маш, Маш… – Первым до меня добежал Гена.
Кащей, собственно, и не бежал, потому что он опять с кем-то разговаривал, косясь на меня.
– Ой, у тебя тут…
– Купи мороженое!
Гена с ужасом посмотрел на меня.
– Сбегай, купи, пожалуйста, мороженое. Мне надо холод приложить.
– А, да, ага. – Гена побежал, тут же вернулся. – А какое?
– Любое, Гена. Ты в порядке?
– Да!
– Да не ты! Я Йорика спрашиваю.
Мальчик стоял рядом со мной с совершенно отсутствующим видом, как будто только что не летел с высоты.
– У тебя ничего не болит?
– Не. Вот тут… – Йорик потер спину.
– Ну-ка, повернись… Толстовка моя разорвалась… Что тебе там надо было, наверху?
Йорик растерянно моргал. Я прижала его к себе. Что он может мне ответить?
– Руками помаши, шеей покрути, нигде не больно?
Гена тем временем побежал к магазину. Сделал несколько прыжков, вдруг замер и снова вернулся.
– Я это… у меня денег больше нет.
– Совсем?
– На такси последние истратил. Мне мама скоро переведет.
– Хорошо. Пошли все вместе.
Я покрепче взяла Йорика за руку, чтобы он опять не вздумал взобраться куда-нибудь повыше или сбежать – я не знаю, что у него сейчас в голове. Я совершенно не понимала, что мне нужно делать, возвращать ли Йорика домой – у него-то точно здесь есть дом. И как вообще быть. Поэтому я даже обрадовалась, когда снова позвонил Вадик.
– Маняша… Всё, Валя поехала!.. Я билеты на следующий рейс поменял, жду ее!
– Ладно.
Время куда-то делось. Только что было совсем светло, и стало жарко от неожиданно яркого солнца, вышедшего после мрачного серенького дождика, зарядившего утром. И вот уже засинело закатное небо, сквозь просвет невысоких домов на площади виднелось огромное оранжевое солнце, низко-низко остановившееся над противоположным берегом реки.
Я вдруг почувствовала, как я невероятно устала. Мы толком ничего не ели за день. А день, такой странный, ужасный, самый плохой день в моей жизни, прошел. Сейчас солнце повисит еще немножко, расцвечивая горизонт – сегодня просто невероятно красивый, никому не нужный закат – и сядет. И день закончится. Всё.
– Мария? – Незнакомый мужчина говорил со мной официально и строго.
– Да.
– Вы не знаете, где сейчас может находиться Юрий Анатольевич Сергеев?
Я не сразу поняла, о ком он говорит.
– Кто?
– Сын покойного Анатолия Сергеева. Юрий Анатольевич.
Я взглянула на Йорика. Мы стояли у магазина, который, кстати, уже закрывался, продавец опускал внешние жалюзи на окнах. А Йорик очень внимательно рассматривал стоящий у магазинчика плакат, на котором была нарисована сосиска в хлебе, наряженная, как модный подросток – в большие белые кроссовки из майонеза, красную кепку из кетчупа… Я даже помотала головой. Какой бред… Может, мне уже всё это кажется? И ничего такого нет? И я закрою глаза, а открою их дома, в Москве, мне в лицо ткнется белыми усами Антип, громко мурлыча, и шумно вздохнет в ногах Рыжик, с которым пора бежать на улицу? Но нет. Это всё правда. Я закрыла глаза, открыла их, но ничего, к сожалению, не изменилось.
– Я… не знаю, где он, – почему-то ответила я, наверное, интуитивно.
– Имейте в виду, если вы удерживаете Юрия Анатольевича, вы должны освободить его и передать… гм… опекунам.
По тому, как человек замялся, я вдруг поняла, что он очень старается говорить так, чтобы я подумала, что он из полиции или еще откуда-то, где все так разговаривают, где имеют права отдавать приказания.
– Ему уже назначили опекунов? – спросила я.
Я, конечно, не на юридическом учусь, но общего образования мне хватает, чтобы понять, что за день этого произойти не могло.
– Слушай, хватит уже. Давай вези Юру обратно, – сказал в трубку другой голос, – если не хочешь, чтобы тебе по голове настучали. Проблемы никому не нужны.
– Вот и не разводите проблем, – ответила я, покрепче держа Йорика, который пытался вырваться.
– Ну, ты борзая… – проговорил мужчина.
Я дальше слушать не стала. Я ничего не понимаю, что происходит. Возможно, завтра у меня в голове все это уложится. Усталость и голод навалились одновременно. Больше всего я хотела бы сейчас оказаться дома, но это невозможно.
Вовремя подоспевший к нам Кащей с тревогой посмотрел на меня.
– Мария, что-то ты очень бледная… А с глазом что? – Он попытался протянуть ко мне руку, я отвела ее.
– Ты все профукал, Володя, пока выбирал между тремя женщинами. Заблудился в трех тетках.
Кащей улыбнулся.
– Приятно, когда ты ревнуешь.
– Володя, у меня нет сил на тебя.
– Пойдем-пойдем… – Кащей подхватил было меня, но я высвободила руку. – Так, всё, Куролесов, пока! – Кащей выразительно махнул Гене, как будто тот был виной, что я так вела себя с ним. – Давай-давай, домой топай! Вон автобус, ножками топ-топ… и в аэропорт! – Кащей говорил вроде бы шутливо, но звучало это грубо и неприятно.
Я подняла Йорика, который сполз по стенке только что закрывшегося магазина, у которого мы так и простояли, не войдя вовнутрь и не купив мороженого для моего синяка. В моем кармане опять заиграла жизнерадостная музыка. Поменять надо эту мелодию,
