Владимир Сорокин - Роман
Она вдруг высвободилась из его объятий и, закрыв лицо, закружилась по комнате, радостно повторяя:
- Никого! Никого! Никого!
Край ее белого платья задел деревянный колокольчик, оставленный ею на трюмо. Колокольчик упал и покатился по полу. Она остановилась и подняла его.
- Вот он, милый подарок! - улыбнулась она, тряся колокольчиком и показывая его Роману, - Мне он нравится больше других.
- Мне тоже, - Роман посмотрел на уставленный подарками стол, - Он действительно лучше всех... хотя, ты знаешь мы забыли еще одну коробку. Вон та, за цветами. Это подарок Клюгина...
Роман взял ту самую длинную тяжелую коробку, развязал ленту. В коробке во всю длину лежал скомканный кусок черного бархата.
В него было завернуто что-то тяжелое.
- Что это? - спросила Татьяна.
Роман развернул бархат, и в руках его оказался красивый топор с толстым, как у колуна, лезвием и длинным дубовым топорищем. На лезвие было выгравировано:
Замахнулся - руби!
Роман с улыбкой разглядывал топор:
- Только Клюгин способен на такие подарки!
- И Парамоша! - заметила Татьяна, тряся колокольчиком, - Мне так нравится этот звук. Он действительно какой-то неземной, не для людей.
- А мне нравится топор, - Роман гладил и сжимал удобную ручку, Понимаешь, я... очень люблю Клюгина. Это удивительно честный человек. Он честен перед самим собой и перед всеми. Мы все время спорим с ним, потому что его взгляды мне совершенно чужды. И тем не менее, я люблю его.
Татьяна потрясла колокольчиком:
- Тебе нравится?
- Да, - ответил он, - А тебе нравится этот топор?
- Да, он красивый и удобный, - кивнула она, - Но колокольчик мне нравится больше. Никогда я не слышала такого интересного звука. Послушай!
Она трясла колокольчиком, и они слушали деревянный звук.
- Очень приятный, необычный звук, - произнес Роман после долгой паузы, Вообще, колокольчик и топор - самые необычные подарки, и ты знаешь, они как-то очень хорошо на меня подействовали. Они меня успокоили. Вот я держу этот топор, слушаю колокольчик, и мне очень спокойно.
- Мне тоже! - воскликнула Татьяна, - Мне очень, очень спокойно. А когда ты сказал, что и тебе спокойно, мне совсем стало хорошо! Послушай!
И она снова стала трясти колокольчиком.
- Еще, еще! - попросил он, глядя ей в глаза, и долго, неподвижно слушал деревянный звук.
- Тебе нравится? Правда? - спросила она, - Ведь правда чудесно он звучит?
- Правда, правда, любовь моя! - радостно ответил он, - Знаешь, мне кажется, я все понял. Я понял всё!
Он взял ее за руку:
- Пойдем! Я знаю что делать. Пойдем.
Подойдя с топором в руке к двери, он отпер ее, взял Татьяну за руку и вывел за собой в коридор.
- Позвони, позвони еще! - попросил он ее и повел по коридору.
Татьяна трясла колокольчиком.
Они прошли к лестнице и стали спускаться вниз.
В доме было тихо. Только из дядиной комнаты слышались приглушенные голоса. Спустившись вниз, Роман провел Татьяну в бильярдную. Пока она, стоя возле уставленного остатками чистой посуды бильярда, трясла колокольчиком, он задернул шторы на окнах и попросил отойти ее в дальний угол.
- Стой здесь и звони, - сказал он и вышел за дверь с топором в руке. Подойдя к дядиной комнате, он осторожно открыл ее и, просунув лицо в щель, тихо позвал:
- Дядюшка, можно вас попросить выйти на минуту?
Сидящие за столом Антон Петрович, Куницын, Красновский, Рукавитинов, Клюгин и отец Агафон повернулись к двери:
- Ба! Роман Алексеевич!
- Присоединяйтесь к нам!
- А мы думали, вы уж почивать изволите.
- Ромушка, голубчик...
Антон Петрович отложил карты:
- Простите, друзья, вернусь - дометаю.
Он встал и вышел за дверь. Роман же, быстро пройдя в бильярдную, высунулся из-за двери:
- Прошу сюда, дядюшка.
Антон Петрович двинулся по коридору и вошел в бильярдную.
- Танюша! - удивился он, заметив стоящую у окна и трясущую колокольчиком Татьяну, - И ты здесь?
Татьяна молча смотрела на него.
Роман закрыл дверь за дядюшкой и повернулся к нему, держа в правой руке топор.
- Что случилось, друзья мои? - спросил Антон Петрович, оборачиваясь к Роману Но едва он повернулся, Роман изо всех сил ударил его топором в лицо. Взмахнув руками, Антон Петрович стал падать навзничь и тяжко ударился спиной о борт бильярда, отчего голова его откинулась назад, разрушив стопку чайной посуды. Ноги его подогнулись, и тело стало медленно сползать с бильярда на пол. Кровь хлынула из страшной раны, наискосок пересекающей лицо, разрубленная и вывороченная челюсть тряслась, из открытого рта слышались клокочущие звуки. Роман шагнул к нему и ударил топором сверху по голове. Тяжелое лезвие вошло по самый обух, расколов череп, кровь и мозг брызнули на белый фрак Романа. Пальцы Антона Петровича конвульсивно сжались, он грузно завалился набок. Татьяна, перестав трясти колокольчиком, смотрела на подплывающий кровью труп. Роман взглянул на свой окровавленный топор, обернулся к Татьяне.
Глаза их встретились. Лица были бледны. Он подошел к ней. Минуту они смотрели друг другу в глаза, затем он тихо произнес:
- Я люблю тебя.
- Я жива тобой,- ответила она, бледнея еще больше.
- Я знаю, что нужно делать, - сказал он.
Она молчала.
- Ты сейчас пойдешь к ним в комнату и попросишь сюда Адама Ильича.
- Хорошо, - ответила она и вышла за дверь.
Роман подошел к бильярду, влез на него и, стоя на коленях привернул до минимума фитиль в висящей над ним лампе.
Бильярдная погрузилась в полумрак.
Дверь вскоре беззвучно отворилась и в нее, шурша платьем, быстро вошла Татьяна.
- Он идет,- проговорила она, отходя к окну.
- Стой там и звони, - сказал Роман и подошел к двери. Татьяна затрясла колокольчиком.
- Вы позволите? - с веселой теплотой в голосе спросил Куницын, приоткрывая дверь.
- Входите, - ответил Роман, заслоняя собой комнату и держа топор сзади, Входите, Адам Ильич.
Но едва Куницын шагнул через порог, Роман схватил его левой рукой за волосы и с силой толкнул через свою ногу.
- Что... - успел произнести лесничий и шумно повалился ничком.
Быстро прикрыв дверь, Роман приблизился к нему сзади и, размахнувшись, обрушил топор на затылок. Удар оказался столь сильным, что, расколов череп пополам, топор с глухим звуком воткнулся в пол, пригвоздив к нему Куницына.
Тело лесничего дернулось и растянулось на полу.
Наклонившись, Роман с усилием вытянул топор из пола. Татьяна трясла колокольчиком.
Роман приоткрыл дверь и, убедившись, что все по-прежнему тихо, вышел в коридор.
Из дядюшкиной комнаты раздался взрыв смеха, и веселые голоса наперебой стали пересказывать что-то.
Он подошел к двери, немного приоткрыл ее и, просунув лицо в щель, произнес:
- Петр Игнатьевич, можно вас на минуту?
- Роман Алексеевич! Где наш банкомет? Что там за тайны? - оживились за столом.
- Петр Игнатьевич, - повторил Роман, - Прошу вас, буквально на одно слово.
- Что ж, - Красновский, усмехаясь, встал, - Я к вашим услугам, Роман Алексеевич.
- Мы в бильярдной, ждем вас! - Роман пробежал по коридору и скрылся в бильярдной.
Татьяна, увидев его, подняла руку с колокольчиком и затрясла им.
Стоя у двери, Роман прислушался.
Когда в коридоре заскрипели половицы, он приоткрыл дверь и крикнул приближающемуся Красновскому:
- Петр Игнатьевич, только очень просим вас, когда войдете закройте, пожалуйста, глаза!
- Закрыть глаза? - раздался в коридоре пьяноватый голос Красновского, Что ж, коль заговорщики просят... Я уже закрыл!
Роман отошел влево от двери и поднял руку с топором. Звук деревянного колокольчика распространился по бильярдной.
- Вы позволите? - постучал Красновский в дверь.
- Входите, - ответил Роман.
- Так... - дверь медленно отворилась, и Красновский вошел, улыбаясь и прикрыв глаза рукой.
- Только не смотрите, - пробормотал Роман, быстро протягивая руку и закрывая за ним дверь.
- Так, так! - усмехнулся Красновский, - Кто-то барабанит... ты, Антон Петрович?
Роман размахнулся и ударил его топором. Голова Петра Ивановича откачнулась назад и стукнулась о дверь. Лезвие вошло в прикрывающую глаза руку по самое топорище, пригвоздив руку к переносице. Два пухлых пальца Красновского отлетели прочь, рот приоткрылся, исказившись смертельной гримасой, из него вырвался слабый хриплый вой. Другая рука его вцепилась в топор. Роман выпустил рукоятку топора и, сторонясь шатающегося Красновского, схватил ручку двери, готовой вот-вот распахнуться. Хриплый вой не прекращался, кровь скупо протекла из-под руки Петра Игнатьевича по его щекам.
Держа дверь. Роман свободной правой рукой вцепился в плечо Красновского и потянул его от двери. Ноги Петра Игнатьевича заплелись и он, развернувшись, грузно обрушился спиной на пол, прямо к ногам мертвого Куницына.
Вой тут же прекратился, рука, вцепившаяся в топорище, мелко затряслась, словно стараясь вырвать топор из головы, точно так же затряслись ноги; рот Красновского немо, как у рыбы, открывался и закрывался. Роман подошел к нему и ударил ногой по вцепившейся в топор руке. Она тут же бессильно отпала, но не перестала дрожать мелкой дрожью. Взявшись за рукоятку, он стал вытягивать топор из головы, но голова и пригвожденная к ней рука оказались крепко насаженными на топор и поднялись вместе с ним. Красновский еле слышно хрипел.
