Владимир Сорокин - Роман
Вой тут же прекратился, рука, вцепившаяся в топорище, мелко затряслась, словно стараясь вырвать топор из головы, точно так же затряслись ноги; рот Красновского немо, как у рыбы, открывался и закрывался. Роман подошел к нему и ударил ногой по вцепившейся в топор руке. Она тут же бессильно отпала, но не перестала дрожать мелкой дрожью. Взявшись за рукоятку, он стал вытягивать топор из головы, но голова и пригвожденная к ней рука оказались крепко насаженными на топор и поднялись вместе с ним. Красновский еле слышно хрипел.
Роман наступил на кисть пригвожденной к голове руки и, прижав голову к полу, с трудом вытянул топор.
Кровь хлынула из темной дыры в руке, заливая лицо Красновского.
Роман размахнулся и всадил топор в грудь умирающего.
Красновский издал звук, напоминающий слабый кашель, рука его перестала дрожать. Роман легко на этот раз вытянул лезвие из груди, замахнулся, но передумав, опустил топор: труп не шевелился.
Белая, идеально отглаженная сорочка на груди трупа подплывала кровью.
Звук деревянного колокольчика не прекращался.
Роман повернулся к Татьяне.
Потряхивая колокольчиком, она смотрела на него.
- Хорошо, звони так же... - пробормотал он и быстро вышел в коридор. Подойдя к комнате дяди, он приоткрыл дверь ровно на столько, чтобы произнести:
- Николай Иванович, прошу вас, зайдите в бильярдную!
И тут же прикрыл дверь.
- Это становится скучным, - послышался голос Клюгина, - Что они там, пьянствуют что ли?
- Такой день, Андрей Викторович, изобилует сюрпризами, - ответил ему Рукавитинов, - Не стоит сетовать.
Роман услышал звук отодвигаемого стула и поспешил к бильярдной. Но, открывая дверь и машинально посмотрев вниз, заметил, что на полу в коридоре остались следы его окровавленных подошв. По-видимому, он наступил в лужу крови, расплывшуюся вокруг трупа Антона Петровича, и двумя овальными рукавами ползущую к двери. Мгновенье он соображал что делать с этими следами, потом приоткрыл дверь. В этот момент Рукавитинов вышел в коридор.
- Николай Иванович! - обратился к нему громким шепотом Роман, высовываясь из-за двери, - То что на полу, это необходимо. Это наша тайна.
- На полу? - улыбаясь, остановился Рукавитинов и посмотрел на пол, - А! Я и не заметил. Ай, ай, ай! Ну и шуточки, Роман Алексеевич, хорошо что дамы удалились!
Осторожно обходя кровавые следы, он подошел к двери.
- И пожалуйста, закройте глаза, - так же шепотом попросил Роман.
- Это непременное условие? - спросил Рукавитинов.
- Да, да. Это нужно.
Рукавитинов зажмурился.
Роман открыл дверь и двинулся влево. Татьяна потряхивала колокольчиком. Рукавитинов осторожно шагнул через порог и остановился, с протянутыми вперед руками.
- Николай Иванович, сделайте еще два шага вперед, - сказал Роман, держа топор наготове.
- Раз, два, - с улыбкой отсчитал шаги Рукавитинов и остановился, ступив правым ботинком в лужу крови. Роман притворил за ним дверь, примерился и ударил его топором в правый висок. Николай Иванович, как подкошенный, повалился на бок, задев в падении пирамиду с киями. Пирамида опрокинулась, и кии с шумом попадали на пол.
Роман склонился над Рукавитиновым. Тот лежал неподвижно на боку, словно спал - с закрытыми глазами и со спокойным выражением на лице. Рана в его голове быстро наполнилась темной кровью, кровь потекла по шее под воротничок сорочки. Татьяна опустила руку с колокольчиком и подошла к Роману.
- Ты встань куда-нибудь, - сказал он, беря ее за руку, - Встань вот туда, в угол. Там удобно. Встань и звони.
Она кивнула и направилась в угол. Роман вышел в коридор, приблизился к двери, приоткрыл ее.
Клюгин и отец Агафон сидели за столом, не разговаривая. Андрей Викторович, откинувшись, покачивался на стуле, глядя в потолок, батюшка теребил бороду, опустив глаза.
- Андрей Викторович, прошу вас, зайдите в бильярдную, - проговорил Роман в щель.
- Никуда я отсюда не пойду! - резко откликнулся Клюгин, - Хватит этих дурачеств, мы все устали, в конце концов. Доиграем, и по домам...
- Я очень прошу вас.
- Ни-ку-да, ни-ку-да, - упрямо повторил фельдшер, раскачиваясь в такт, - А Антону Петровичу передайте, что я им разочарован. Бросить банк и сбежать... за это в старые времена на дуэль вызывали.... или, в крайнем случае, подсвечником...
- Мы все вас просим, Андрей Викторович, очень просим...
- Ни-за-что! Ни-за-что! А этим всем передайте, коль через минуту они не вернутся, я все бросаю и удаляюсь в свою избушку. И Красновскому принципиально не заплачу.
Отец Агафон молчал, с тихим беспокойством поглядывая на Клюгина.
- Андрей Викторович... - опять начал Роман, но Клюгин отрицательное покачал пальцем. Помедлив немного, Роман открыл дверь и вошел, держа топор за правой ногой.
Сидящие за столом посмотрели на него.
- Там что, очередная клоунада? - спросил Клюгин, - Так ведь поздно, да и устали мы... в чем это у вас брюки? Это что краска, или кровь?
- Это кровь, - спокойно ответил Роман, приближаясь.
- Как это? - равнодушно спросил Клюгин, разглядывая бледное лицо Романа, Вы что, пьяны?
Роман остановился у стола, взмахнул топором и ударил Клюгина. Удар оказался неточным - разрубив щеку, топор вонзился в спинку стула.
- А? - удивленно выдохнул Клюгин и взмахнул длинными руками, словно загораживаясь от уже свершившегося удара.
Роман рывком выдернул лезвие из спинки, одновременно с этим Клюгин, зажав рукой рану, рванулся влево, опрокидывая стул, а отец Агафон закричал несильным тонким голосом:
- Ромушка! Рооомушкаааа!!
Неожиданно быстро и проворно выпрыгнув из стула, Клюгин схватил левой рукой стоящий рядом стул и загородился им в тот самый момент, когда Роман наносил второй удар. Топор с треском рассек ножку стула. Клюгин схватил стул обеими руками и, пятясь к окну, закричал:
- Возьмите... возьмите его! Возьмите!
- Рооомушкаааа! Ромушкаа!!! - кричал отец Агафон.
Роман схватил за ножку направленный в него стул, дернул влево и ударил топором наугад.
Лезвие поранило Клюгину плечо, и, яростно вскрикнув, он изо всех сил надавил стулом на Романа, стараясь прижать его к книжному шкафу.
Ножка стула уперлась Роману в грудь, Клюгин, быстро и угловато перебирая ногами, протиснулся между столом и упавшим стулом, стремясь выбраться к двери.
- Ромаааа! Ромушкаааа!! Христа рааади! Христа рааади!!! - вопил Федор Христофорович, приподнявшись и тряся руками возле лица.
Клюгин, прижавшись задом к столу, толкнул Романа стулом и, бросив стул, метнулся к двери, но, зацепившись ногой за ножку стола, стал размашисто падать на бегу.
Роман, отшвырнув стул, бросился за ним.
Окончательно упав возле самой двери, но все же успев вцепиться побелевшей от напряжения рукой в дверную ручку, Клюгин потянул за нее и отчаянным движением дернулся всем распластавшимся телом к проему.
Но Роман уже настиг его и ударил топором в спину, прорубив старый черный фрак. Фельдшер задергался, подтягиваясь на руках к порогу, большая плешивая голова его затряслась, и вместе с ней затряслась отрубленная, висящая у подбородка щека.
- Возьмите! - отчаянно всхрипел Клюгин, но Роман ударил его по голове раз, другой и третий, начисто размозжив фельдшеру затылок. Вцепившиеся в дверную ручку пальцы разжались, и умирающий повалился на пол.
Роман повернулся к столу.
Отец Агафон лежал на полу в глубоком обмороке.
Роман подошел, оттолкнул ногой стул и, опустившись для удобства на колено, с размаху вогнал топор в седовласую голову батюшки. Отец Агафон не пошевелился.
Поднявшись с колена и вытащив топор из развороченной головы, Роман шагнул к двери и замер: на пороге возле трупа Клюгина стояла Аксинья. Она была в длинной ночной рубашке и держала в руке зажженную свечу. Другой рукой она зажимала себе рот, издавая при этом еле слышные звуки, напоминающие быстрое икание.
С окровавленным топором в руке Роман двинулся к ней.
Пламя ее свечи дрогнуло, и она стала пятиться от Романа в коридор, качая головой и издавая все те же звуки.
Роман стал поднимать топор.
- Неееет! - хрипло прокричала зажатым рукою ртом Аксинья, отступая назад. Рука, держащая свечу, тряслась, пламя дрожало.
Роман сделал два быстрых шага.
- Нееет! - снова прохрипела в руку Аксинья, глядя на него округлившимися глазами.
Топор рассек ей лицо, лезвие вошло глубоко, выбив правый глаз из века.
Голова Аксиньи откачнулась, и кухарка рухнула навзничь, прямо, не сгибаясь, как и стояла, со свечой в руке.
Роман склонился над ней.
Пальцы рук ее мелко дрожали, кровь медленно заливала изуродованное лицо.
Свеча, упавшая на пол, продолжала гореть. Роман наступил на нее, и фитиль затрещал у сего под подошвой. Дверь бильярдной открылась.
На пороге стояла Татьяна.
- Ты должна быть всегда со мной, - сказал Роман, подходя к ней, - Тогда все будет хорошо.
- Я звонила, - проговорила она, показывая колокольчик, - Стояла и звонила.
