Владимир Сорокин - Роман
- Вот... - забормотал Дуролом, беря колокольчик за ушко и показывая новобрачным, - Колоколец деревянный. Я, тово. Роман Лексеич, когда с цыганами странствовал, то однова под Черниговым по лесу шлялся, да на землянку набрел. Туда глянул, а она вся попрела. В нутрях там два комелья, да постель деревянная. На комельях святое писание, уж червием проеденное... Трезубец для лучинок, да вот колоколец этот. Писание-то все поистлело, под пальцами сыплется, а колоколец я взял. Стало быть, святой богоугодник там себя к райской жизни сподабливал, а как освятился, так и вознесся на небеси во славу Божью. Вот оно как. А колоколец-то, значица, святой. Сперва потрясешь деревяшка деревяшкой, а опосля прислушаешься - быдто ангелы поют... - Он поднес колокольчик к уху и затряс им. Колокольчик издавал сухой деревянный звук.
- Во! Слыхали?! - сверкнул глазами Дуролом и сильней затряс колокольчиком, - Во! Во! Поют ангелы Божьи, славят Господа нашего Иисуса Христа, да тятю с маменькой Его. Во! Во! Как послушаю, так жизни вечной алчу, от грехов отрекаюся!
Он еще немного потряс колокольчиком, дергаясь и пяля глаза, потом вдруг притих и с поклоном протянул колокольчик новобрачным:
- Примите значица, от Парамона Коробова на счастье вечное.
Татьяна протянула руку, и Дуролом положил ей на ладонь свой подарок.
- Спасибо, - она взяла колокольчик и осторожно потрясла им, - Какой милый колокольчик.
- Святой, святой, истинный крест! - перекрестился Дуролом, - Сам слышал ангелы поют, аж сердце стынет!...
- И не жалко тебе с такой святыней расставаться? - сдерживая улыбку, спросил Роман.
- Для добрых людей ничего не пожалею! - забормотал Дуролом, - Землица-то добрыми людьми жива, а коль токмо злоделатели гнездиться будут, тогда и погибель всему корню Адамову! Диавол-то сеет плевелы, а святые старцы-то корчуют! Сей колоколец святым угодником заповедан, да в мои грешные руки попал, а я вон как вас в церкви-то увидал, так и подумал в сердце: вот голубь с голубицей, на славу Божью обручаются, так им, стало быть, и колоколец сей хранить. Вот оно как!
Он внезапно опустился на колени и поклонился, коснувшись лбом земли, бормоча:
- Будьте в здравии, живите по-божески!
Затем так же резко приподнялся и зашагал прочь, постепенно исчезая в темноте.
- Какой он... - Татьяна задумалась, глядя ему вслед, - Детский.
Роман обнял ее, посмотрел на деревянный колокольчик:
- Фантастический день и подарки фантастические... колокольчик из дерева. Первый раз вижу.
- Я тоже - первый раз! - улыбнулась Татьяна и тряхнула колокольчик.
- Будешь будить меня по утрам,- сказал Роман.
Татьяна прекратила трясти колокольчиком и неумело потянулась губами к щеке Романа.
У костров на лугу раздался дружный хохот гостей.
Татьяна вздрогнула.
Они оглянулись.
На лугу Антон Петрович что-то вполголоса рассказывал сгрудившимся гостям, запрокинув голову и показывая пальцем на звезды. Гости слушали и смотрели, также запрокинув головы. Антон Петрович сделал рукой два круговых движения и произнес что-то еле слышно. Гости снова засмеялись.
- Пойдем, - Роман взял Татьяну за руку, они поднялись по ступеням и вошли в дом.
В комнатах и на кухне слышались голоса прислуги, и Роман, приложив палец к губам, повел Татьяну наверх по лестнице.
- Ну, вот, слава Богу, - завидя их, сидящая на старом диване тетушка встала, взяла их за руки и повела по коридору, - Пойдемте, милые.
Доведя их до дальней комнаты, она открыла дверь и, встав позади новобрачных, сказала:
- Это ваша комната. Там все - ваше. Поздравляю вас еще раз и желаю вам счастья, дети мои.
Она быстро поцеловала их и, вложив в руку Романа ключ, удалилась. Новобрачные вышли в комнату.
Она была просторной, с двумя зашторенными окнами. Раньше комната служила кабинетом Антона Петровича, теперь же все здесь было устроено по-новому: справа у стены стояли широкая кровать под полупрозрачным зеленым пологом, возле нее находились трюмо и старый, красного дерева, платяной шкаф тетушки. Слева расположились: мраморный умывальник, конторка Романа, этажерка с книгами и большой овальный стол, уставленный коробками, свертками и другими предметами.
- Как тут хорошо, - покачала головой Татьяна, подходя к окну и трогая темно-зеленую бархатную штору.
- Закроемся от мира! - предложил Роман и, закрыв дверь, тут же запер ее на ключ.
Он подошел к Татьяне. Они обнялись и замерли.
- Неужели мы наконец одни? - спросила она, глядя на его волосы.
- Одни! - радостно прошептал он и покрыл ее лицо поцелуями.
- Милый, милый мой... милый... - повторяла она, гладя на его лицо, - как все чудесно, как неправдоподобно...
- Все так правдоподобно! - целовал он ее, - Вот то, что было до этого, то действительно неправдоподобно. Вся жизнь моя, вся моя пустая жизнь!
Он радостно и как-то с облегчением засмеялся, приподнял ее на руки и закружил по комнате.
- Вся, вся, вся жизнь была пустой! - радостно повторял Роман. Туфелька Татьяны задела стоящую на столе коробку, она слетела на пол, в ней что-то хрустнуло.
Роман остановился.
- Что это? - спросила Татьяна, приблизившись к столу.
- А! Это подарки новобрачным! - догадался Роман, - Подарки нам с тобой.
- Нам? Подарки? - удивилась она.
- Конечно! Нам же положено подарки дарить. Ты забыла это? Лесная фея моя, ты все на свете забыла? - он взял ее лицо в ладони и поцеловал ее в губы.
Она вздрогнула и спрятала лицо у него на груди.
- Мы что-то разбили... - прошептала она после долгой паузы.
Роман поднял с пола коробку, развязал розовую ленту, открыл. Внутри оказалась синяя фарфоровая вазочка с отколовшимся дном.
- Надо же! - засмеялся Роман.
- От кого это? - спросила Татьяна, разглядывая вазочку.
Роман достал из коробки открытку, на которой было аккуратно выведено: "Роману Алексеевичу и Татьяне Александровне по случаю бракосочетания от Ильи Спиридоновича Реброва на добрую память".
Роман показал Татьяне открытку, она прочла и вздохнула с улыбкой:
- Ну вот, первый подарок мы уже разбили.
- Ничего, зато другие пока целы! - засмеялся Роман, - Давай посмотрим?
- Давай! - хлопнула она в ладоши, совсем как девочка.
Они стали развязывать ленты и открывать коробки.
Вскоре стол был уставлен различными предметами. Чего тут только не было! Красновские подарили китайский чайный сервиз на шесть персон, Рукавитинов великолепный гербарий полевых цветов, батюшка с попадьей - два серебряных кубка, агатовые запонки и парчовый отрез, Куницын - кольцо с изумрудом и бельгийское ружье в красивом деревянном футляре, дьякон - хрустальную вазу, Валентин Ефграфыч - кувшин зеленого стекла, Иван Иванович и Амалия Феоктистовна - шелковое кашне и веер из слоновой кости. Воспенниковы преподнесли молодоженам резную шкатулку сандалового дерева, женские перчатки из тончайшей лайки, томик Цицерона и изумительный театральный бинокль на раздвижной перламутровой ручке.
Роман тут же заставил Татьяну надеть перчатки, взять в руки веер, бинокль и посмотреть на него, обмахиваясь веером. Она покорно исполнила его прихоть, и вскоре он в восторге покрывал поцелуями ее лицо.
Веер выпал из ее рук и, когда Роман поднимал его с пола, то заметил, что на полу возле кровати постелена волчья шкура.
- Смотри! - воскликнул он, сразу узнав безглазую длинную морду, - Это же тот самый волк!
Присев, он провел рукой по шкуре:
- Тот самый... и шкура еще не просохла.
Татьяна присела рядом с ним и тоже потрогала шкуру.
- Знаешь... - задумчиво произнесла она, - Я всю жизнь ждала любви, но я боялась, что не смогу полюбить.
- Почему? - повернулся он к ней.
- Потому что мне казалось, что я смогу любить только безумно, только всем сердцем, а это может испугать и разрушить любовь.
Роман осторожно поднял ее за плечи и, глядя в глаза, сказал:
- Мою любовь к тебе испугать невозможно. Она ничего и никого не боится.
- Я знаю, - помолчав, ответила она, - И именно поэтому мне все кажется чудом. Чудо, что мы встретились, чудо, что мы так любим друг друга.
- Чудо, что мы никогда, никогда не расстанемся, - быстро заговорил Роман, - Я не просто верю в это, я знаю это, как знаю то, что я жив, что я не умер.
- Ты веришь в нас? - спросила она его.
- Верю! - со страстью в голосе произнес он, - Я верю в тебя и в себя верю. Сегодня моя вера укрепилась еще больше.
- И моя, и моя! - воскликнула она, - Я сегодня словно сгорела и возродилась заново, это так трудно объяснить, но теперь я совсем новая и я ничего, ничего не боюсь! Понимаешь? Я с тобой, я вся с тобой, мой любимый, мой единственный человек, я жива только тобой!
Порывисто обняв его, она замерла. Снизу донесся приглушенный смех.
- Неужели они сели играть в карты? - удивился Роман, гладя ее волосы.
- Пусть они играют во что угодно, нам все теперь безразлично, - шептала Татьяна, - Мы одни с тобой, и никого больше не будет, кроме тебя и меня. Никого!
Она вдруг высвободилась из его объятий и, закрыв лицо, закружилась по комнате, радостно повторяя:
