Стон дикой долины - Алибек Асылбаевич Аскаров
Короче говоря, выехал, взяв курс на адрес живущей в областном центре дочери, а все дальнейшее предоставил решать Богу...
С тех пор как Нургали уехал в город, прошло довольно много времени. Пообещав Бибиш, что вернется к сенокосу, он не только к сенокосу опоздал, но и позднее не вернулся, причем никаких вестей от него нет.
Вот так при ясной луне и ярком свете дня из аула Мукур бесследно пропал человек.
* * *
В аульный магазин поступил диковинный фрукт под названием «алмурт»*, такого жители здешних мест за всю свою жизнь в глаза не видывали, с тех пор как аул Мукур зовется Мукуром, а созданный на его базе совхоз — «Раздольным».
О том, что к ней в магазин завезли именно алмурты, знала не только девушка-продавец, об этом безошибочно догадались и все остальные мукурцы. Слава Богу, газеты и журналы они читают, кино и телевизор смотрят, так что различить по внешнему виду разные фрукты и ягоды вполне способны, хотя на вкус большинство из них и не пробовали.
Одна пожилая женщина из моментально собравшейся в магазине многолюдной очереди решила проявить собственную осведомленность и дать землякам представление о незнакомом чудо-фрукте.
— Вкусом они ничем от яблок не отличаются, — сообщила она. — Вообще, алмурт — это ближайший родственник яблока.
— С какой стороны? Он что, старший брат или, может быть, отец родной? — звонко рассмеялась другая стоявшая в очереди аулчанка.
— Миленькая, а когда ты будешь алмурты продавать? — поинтересовался кто-то у продавщицы.
— Сейчас директор придет, тогда и начну. Жду его указаний.
— Он что, запретил тебе торговать?
— Строго-настрого предупредил: «Без моих указаний ни одного алмурта даже не трогай!»
— Ну вот, всегда они так, как только в магазин поступает какой-нибудь приличный товар!
Пока люди нетерпеливо поджидали начальство, в дверь магазина, возвышаясь над всеми как журавль, вошел долговязый Лексей. И тут же испортил настроение всем собравшимся.
— Что поступило-то? — спросил он и, согнувшись вдвое, вытянул шею в сторону ящиков, аккуратно сложенных друг на друга в центре торгового помещения.
— Алмурт привезли...
— Алмурт, говоришь? Ну-ка, дай глянуть... Ой, да это же груша!
— Какая «груша»?! Это алмурт! — вытаращив глаза, возмущенно сказала девушка-продавец.
— Не-ет, говорю же тебе, груша. Я их видел, еще давным-давно, когда в Усть-Каменогорск ездил.
— Что еще за «груша» такая?
— Обыкновенная груша... ну, та, о которой в песне поется... Как же там... «Расцветали яблони и груши...» — вспомнив, напел Лексей. — Вот это и есть та самая груша из песни.
Очередь, выражая недовольство, вполголоса зашумела.
— Откуда нам знать, сказали «алмурт», мы и поверили...
— Не зря наши предки говорили, что простофилям и подлец кажется святошей. Надо же, решили, видно, обмануть дурачков и под видом «алмурта» сбагрить нам груши...
Пока в толпе спорили, пытаясь решить, что за фрукт все-таки поступил в магазин, подоспел директор, который привел с собой еще и председателя профкома. Войдя в магазин, Тусипбеков сразу же протянул руку к одному из ящиков и вытянул оттуда грушу. Оглядел с ног до головы любопытствующим взглядом стоящих в очереди людей, выждал немного и наконец сказал:
— В далеком прошлом, в те времена, когда я учился в Алма-Ате, мы такие фрукты часто ели, еще и по сортам выбирали! — и он с аппетитным хрустом куснул грушу.
— Пай-пай, и чего только не пробовал наш Тукен! — восхищенно глядя на жующего начальника, воскликнул «профком» и вытер носовым платком губы.
— Ситуация такая, товарищи! — не спеша доев грушу и пробежавшись взглядом по вытянувшейся гусиным выводком очереди, заговорил директор о главном. — Сами понимаете, груша относится к разряду дефицитных товаров. Поэтому мы решили продавать ее только передовикам производства, пенсионерам и ветеранам войны.
— Туке, давайте добавим еще матерей-героинь, — предложил «профком».
— Да, и матерям-героиням. На каждую семью — по гри килограмма. Иначе не хватит — сами видите, фруктов не так уж много.
Собравшийся народ недовольно зашумел, а кое-кто из стоявшей в конце очереди молодежи даже засвистел, однако все это не произвело на начальство никакого впечатления. Раз директор сказал, так тому и быть —решение отменять никто не собирался. А поскольку это решение засвидетельствовал, ко всему прочему, и профсоюз, то всем, кто не относился ни к передовикам производства, ни к пенсионерам, ни к ветеранам войны, ничего не оставалось, как, свесив головы, разойтись по домам. Женщины-домохозяйки, которые не были матеря-ми-героинями, тоже, спотыкаясь о длинные подолы, с сожалением разбрелись в разные стороны, досадуя на себя по поводу того, что нарожали так мало детей.
Таким образом, небольшое количество поступивших в аул груш мукурцы, едва ли не поштучно, разделили согласно составленному начальством списку.
Самое забавное в том, что на следующий день все до единого совхозные передовики производства не вышли на работу. Директор с председателем профкома растопили в тот день баньку и в районе совхозной конторы тоже не появились.
Передовики же, как оказалось, всю ночь, мучаясь животами, не сомкнули глаз и до самого утра курсировали между домом и нужником. Позднее выяснилось, что такая же участь постигла стариков-ветеранов, мате-рей-героинь, их детей, ближайших соседей и знакомых. Словом, ровно половина Мукура, лишившись сна, караулила двор...
Вот так впервые мукурцы познали вкус привезенной издалека диковинной для этих мест груши.
* * *
Беда всегда приходит неожиданно.
Когда на следующий день добрая половина населения Мукура занедужила, схватившись за животы и постанывая в постелях, смутьян Канапия тут же придал внезапной «грушовой эпидемии» политический окрас:
— Это настоящая диверсия!
Конечно, если бы сам Канапия не проспал, как обычно, до самого полудня, он тоже получил бы причитающуюся ему долю фруктов. И тогда оказался бы в незавидном положении слегших односельчан. Но теперь, когда он, благодаря своей привычке долго спать, груш не покупал и удачным образом избежал «эпидемии», сохранив бодрое самочувствие, Канапия мог позволить себе и посмеяться, и поиздеваться над другими.
— Все происшедшее — подлинная диверсия, нутром это чувствую, — повторил свой вывод Канапия, оказавшись в самой гуще аульных женщин, оживленно обсуждавших случившееся. — В конечном итоге такой диверсионный способ родовой борьбы не приведет ни к чему хорошему! Предупреждаю вас об этом!
— О какой еще родовой борьбе
