Нежный лед - Вера Мелехова
Глава 212
Элайне казалось… Клаудио и не думал над ней издеваться, честно рассказывал, как развернулись события, хоть Элайна по большому счету честности и не заслуживала. Но кто считает? Хочешь знать – получай информацию.
– Тот подонок, для которого ты Майкла камерой снимала… Московского профессора помнишь? Тот гад ползучий встретил Майкла в аэропорту и сразу полез на него с гипнотической атакой. Майкл стал защищаться, ну и угодил в сумасшедший дом.
– Он что, с ума сошел?
– Да здоров он, о чем ты говоришь?! Трагедия в том, что он на лед выйти не успел. Он не может доказать, что опять летает…
– А у меня съемка есть! – воскликнула Элайна и осеклась. Проговорилась…
Через пятнадцать минут на мобильный Майкла Чайки поступило сообщение с видеофайлом в приложении:
«Ты запретил мне снимать твое катание, поэтому я тебе про эту съемку ничего не рассказала. Я сейчас говорила с Клаудио. Он считает, что это видео может тебе помочь. Пожалуйста, не сердись на меня. Твоя мама».
Элайну бил озноб. «Твоя мама» – это о ней? Она не попрекает, не просит денег, ей ничего не нужно от ее сына. Она только хочет его защитить, она только хочет помочь своему ребенку. Неважно, сколько ему лет. Хоть сто. Живая пробирка, в которой его зачали, живая колба, в которой вырастили его эмбрион, бывшая Корова, алкоголичка, воровка… Она любит сына больше жизни!
Руки тряслись так, что с телефоном управлялся Гриша Фокус. И видеофайл цеплял, и адрес набирал.
Эстер резала лимон к чаю, плакала в три ручья и время от времени громко вскрикивала:
– Ах, Нинушка, Нинушка! Если б ты знала!
Это чтоб и Элайну тоже поскорее до сумасшедшего дома довести.
Глава 213
Сумасшедший дом с уютным и не особо травмирующим названием – психоневрологический диспансер – находился на улице Дагомысской. Поломав все планы, отменив все встречи, Лысенков мчался в утренней мгле и тумане через Адлер и Хосту в Сочи, на эту самую улицу.
Сочи – город длинный. Вьется вдоль моря, ластится к берегу: у берега вся экономика. Гостиницы, рестораны, частный сектор. Теперь вот олимпийские объекты. Все хотят быть ближе к морю, даже зимой. Голубой «мерседес» шел достойно, без скидок на возраст, хоть машине больше пятнадцати лет. Будь она девочкой, можно было бы день рождения праздновать. «Свит сикстин» – сладкие шестнадцать. Но «мерседес» – мальчик, более того, голубой. А вот и диспансер. Диспансер – это же ничего страшного, мирное и приличное слово. Кто здесь про сумасшедший дом говорить может? Только сумасшедшие.
Приняли Лысенкова любезно. Главный врач попытался выяснить, при каких обстоятельствах Лысенков с Майклом Чайкой познакомился, как может охарактеризовать поведение больного в привычном для него окружении. И так далее, и тому подобное. Хороший и внимательный врач. А еще говорят, что в сумасшедших домах, пардон, в психоневрологических диспансерах некому работать. Что там работает кто попало, да и тех не хватает. Лысенкову хватило. Его главврач допрашивал. Пардон, спрашивал. Он отвечал. Вежливо, но неохотно.
Удивительно, что ни встреча с Майклом, то непременно допрос! Наконец повели к Майклу, и только тут Лысенков сообразил: он пришел с пустыми руками, без гостинца, но где и что он мог ночью купить? Пол-литра у бармена?
Глава 214
Майкл внимательно смотрел на погасший экран телефона. Там сидело насекомое. То ли мотылек, то ли комар. Сидело смиренно, агрессии не проявляло, но время от времени пошевеливало коротенькими усами-ресничками. Крохотная темная головка, два прозрачных крыла и мерзкое туловище, оседающее на стекло. По сторонам ноги. С одной стороны три, с другой – только две.
Майкл повернул телефон боком. Насекомое, хромая, поплелось обратно – наверх, в сторону, противоположную повороту. Бедняга, инвалид, кто б он ни был! В какой драке ногу потерял? Солнечный луч, первый пробившийся сквозь утренние облака, согрел крылатого незнакомца и обласкал. Туловище тошнотворно сверкнуло желтым. Гадость какая! Майкл хотел еще раз повернуть телефон, но передумал. Зачем пугать божью тварь? Взял оловянную ложку, которой только что съел жидкую больничную овсянку, подставил крылатому: полюбопытствует или нет? Тот пошел. Медленно переместился с теплой пластмассы телефона на холодное олово ложки. Майкл встал на стул, поднес ложку к открытой форточке зарешеченного окна. Холодный воздух, морем и снегом пахнущий, коснулся лица. Не ветер – свежее дыхание. Утро, солнце, свобода – весь мир находился по ту сторону решетки, Майкл и крылатый – по эту.
Так же, как и Майкл, насекомое узнало запах свободы, вкус вольного влажного воздуха, но, в отличие от Майкла, оно крылья держало при себе. Мгновение, и белесые крылышки исчезли в амбразуре форточки! Майкл с оловянной ложкой в протянутой руке остался там, где был. В тюрьме. Ах, если бы и ему кто-нибудь поднес оловянную ложку помощи…
Звякнул мобильный: пришло сообщение. Майкл слез со стула. Элайна прислала какой-то довольно тяжелый видеофайл.
Он проигрывал это видео раз десять! Он знал, что батарейки почти разрядились, что селфон вот-вот сдохнет, но остановиться не мог.
Зарядного устройства не дадут, это же провода, псих может причинить себе вред, да и розетки электрической в комнате – или, как ее, в камере, в палате? – нет ни одной. Насмотрелся уже, хватит, остановись! Больше не нажимай «плэй»…
Голоса собственного разума Майкл не слышал. Как открылась дверь, не услышал тоже.
– Доброе утро, молодой человек. К вам гость.
Судорожно выключил телефон, спрятал в карман пижамной куртки и тут же сообразил: хотели бы отнять телефон – отняли бы. Раз оставили, значит, можно.
В комнату вошел врач, с которым Майкл вчера разговаривал, и… убийца матери – Николай Лысенков! Точнее, не так. Майкл его подозревал, но подозрения не подтвердились…
– Доброе утро, молодой человек. К вам гость, я не буду вам мешать, – сказал врач и вышел.
Майкл молча смотрел на Лысенкова. Волком.
Глава 215
– Я видел, как тебя выводили из автобуса.
Майкл молчал.
– Я к тебе приехал… Что-то привезти? Чем я могу помочь? Кому-то сообщить?
– Вы… моей маме однажды уже помогли!
– Я ни при чем! Тебя уже и Потапов убеждал, и полиция ваша канадская! Что мне, скальп снять, что б ты поверил?!
– Зачем мне ваш скальп?
– Слушай, объясни, каким образом ты и Макаров оказались в японском автобусе?
– Он за мной еще в Калгари следил. Мать мою… биологическую… подкупал. На меня в августе еще нападал. Я за судейским столом уснул. Он колдун, ваш Макаров. Ро-Ро… Распутин! Гипнотизер-разбойник!
– Да брось ты… Он психолог, но он не гипнотизер.
– Ха! Много вы знаете! Я защищался, потому сюда и попал… Я не псих и никогда психом не был.
– Конечно нет!
– Да прекратите вы… Не нуждаюсь.
– С чего ты взял?! Я тебе вовсе не подыгрываю. Когда ехал сюда, может, и сомневался, а сейчас уверен – ты с ума не спятил. Я… сам Макарова ненавижу. Именно ненавижу. Он, даром что психолог, дремуч, как портянка.
– Как что?
Лысенков засмеялся:
– Знаешь, как с тобой разговаривать трудно?
– Ну и не трудитесь.
– Ладно, проглочу… Забудь про Макарова. Ignore him![31] Теперь пришло время новой России. Сильной, цивилизованной! Я люблю эту страну так сильно, что сказать тебе не могу. И ты ее полюбишь! Это ж родина твоя! Ты ж по матери русский! А отец кто?
– Кон в пальто.
– Не кон. Конь. Конь в пальто. Кон – это в казино, а тут – конь.
– Лошадь мужчина?
– Угу. Слушай, можно я в уборную на минуту?
– Я могу вам запретить?
– Ну, подожди, в общем.
– У меня есть выбор?
Лысенков вышел, оставив на стуле дубленку, на столе шапку, а рядом с ней ключ от машины. Мужская клетчатая сумку «Луи Виттон» с кредитками и наличными как висела у него на плече, так и осталась висеть. Сходила с Лысенковым в туалет и вернулась.
Майкла в палате не было. Дубленки, шапки и ключа от машины – тоже. Позже выяснилось, что пропал и «мерседес».
Глава 216
Каким образом Майкл вышел из диспансера, он и сам не понял, кажется, это был какой-то запасной пожарный выход. Зимнее солнце кинулось в глаза, ослепило, согрело. Может, это хороший знак? Только за порог ступил, а солнце уже целоваться лезет!
