Без исхода - Константин Михайлович Станюкович
5 января.
Вчера я была на балу и танцевала до упаду, но, по правде, не веселилась. Речинский опять надоедает, мама все спрашивает, что он говорит; я маме рассказала, а она улыбнулась и сказала: «Леонид Васильевич очень хороший человек, Оля!»
Не могу я его полюбить!
8 января.
Все вместе кончили «Трудное время». Мама много пропускала и, когда кончили, сказала, что Рязанцев дурной человек. Я заступилась за него; по-моему, он честный человек, очень честный. Лучше правду всю сказать, хоть истина и неприятна, чем обманывать. Мама остановила меня и доказывала, что Рязанцев нечестен, но я с мамой не могла согласиться… Прочту еще раз…
10 января.
Странная мама! Чего она боялась прочитать всю повесть без пропусков? И с чего она взяла, что Рязанцев нечестный? Напротив. Бедная Мария Николаевна, трудно будет ей! Надо много, много учиться. А все ж она поступила так, как следовало: разве не любя можно жить с мужем? Marie в восхищении и назвала мужа Марии Николаевны филистером. Она объяснила это слово. Неужели и мы филистеры, и я филистерша? Я сказала об этом Marie; она расхохоталась и сказала, что у меня натура не такая. Долго я об этом думала; неужели все богатые люди должны быть филистерами?
1 февраля.
Несчастный у меня характер, несчастная способность. Вот так и хочется подмечать в других противоречия и слабости; отец всегда говорил, что он бедных людей любит, а сегодня за обедом так бранил рабочих с мамой, что мне стало совестно за них; а потом говорили о штрафах. Marie после обеда увела меня в сад и рассказала о своей сестре, швее в Швейцарии. Как ей, бедной, худо. Пожалуй, что и нашим не лучше! Вот куда должно идти богатство, вот на что надо посвятить жизнь, а то вечная…
Я не кончила. Меня позвали вниз: приехали Колосовы и сидели вечер; сама она очень красивая женщина, мама ее не любит, это даже и заметно. Лучше не принимать, чем принимать тех, кого не любишь!
Мне все говорят, что я богатая невеста и что я буду счастлива. Все думают, что счастие зависит от одного богатства; это вздор, и я знаю по себе, что иногда бывает такая тоска, такая…
2 февраля.
Вчера я не дописала и проплакала долго. И опять плакать хочется, — так-таки без причины плакать. Читала утром «Les misérables»[48]. Господи! сколько везде несчастных, а папа говорит, что все вздор пишут, лгут. Неужели папа искренно так думает, или же он говорит неправду?
Отчего же в книгах говорят другое? Попрошусь завтра с отцом на завод.
3 февраля.
Я вчера была с отцом на заводе и раздала все свои деньги этим бедным людям. Какие они странные, как они на меня смотрели, точно я какое-то неземное создание! Я просила отца взять меня еще раз; я снова отдам им свои деньги, — у меня теперь накопилось пятьдесят рублей, — на что они мне?
И целый день работают, а по субботам, папа говорит, напиваются. Я ужаснулась, а он усмехнулся. Мама спросила о впечатлении, и я рассказала ей все… все свои мысли; просила ее вместе со мной поехать в слободку (они живут в слободке; отец говорит, живут, как свиньи), а мама рассмеялась и сказала: «Добрая дурочка!»
Или мы друг друга не поняли, или мама ошибается, только я в этом случае не дурочка…
.
Целую ночь мы с Marie не спали: она рассказывала о себе. Чего только она, бедная, не испытала, зато всем обязана себе. Приятно ни от кого не зависеть и быть обязанной самой себе. Мама сказала бы, что это nonsens — она любит употреблять это слово, когда не может чего-нибудь объяснить.
15 февраля.
Это время я много читала, — просто запоем читала; мама говорит, что это вредно, а папа смеется и называет меня синим чулком, а Федя дразнит именем «поэтессы» и исподтишка шепчет: «Иванов!» Дрянной мальчишка! Дразнит меня бывшим его гувернером, который любил пить и посвятил мне много стихов, кажется плохих, судя по отрывкам, которые читал брат. Жаль бедняжку, лишился места из-за несчастной страсти, а умница был и славно преподавал математику — из-за него я ее полюбила и не ленилась делать задачи.
Вечером гуляла в саду. Пахнет весной, — хорошо так, весело на сердце… Как бы мне хотелось быть хорошей, честной, доброй! Неужели я не буду такой, а стану такой же чопорной леди, как… Тс, что я? Разве это можно!..
20 февраля.
Как я, однако, в это время изменилась: год тому назад я была совсем не та, и мне казалось, что отец и мать безусловно люди безукоризненные и говорят всегда правду, а теперь?.. Я очень, очень люблю их обоих, но не могу с ними согласиться… Они опять говорили о Речинском; надоели даже и все его расхваливают, говорят, что он и умница, и солидный человек, и будет добрым мужем… Я начинаю думать, что папа не прочь, если бы он сделал предложение, — впрочем, разве Речинский не видит, что я его не люблю? С его стороны было бы бесчестно. Я отмалчиваюсь, когда говорят о нем, недаром Marie прозвала меня «молчаливой мисс», а его — «дрессированной левреткой»… Вот бы услыхал?
Опять с мамой поспорили из-за Фионы. Мама такая странная: хотела ее выгнать от нас, я вступилась — вышел спор. Право, не следует высказывать задушевных мыслей. Разве приятно в ответ на самые лучшие порывы слышать ледяные нравоучения, смысл которых всегда один и тот же: не увлекайся, живи, как все порядочные люди живут, не фамильярничай с людьми, которые ниже тебя по положению… Бедная мама! Неужели у нее никогда горячо не билось сердце при виде несправедливости, чужого горя, а то и просто так, безотчетно? Неужели она всегда была такая спокойная, холодная, ровная? Я не могу быть такой…
Сейчас пришла Фиона и хотела броситься мне в ноги за то, что ее оставили; я поцеловалась с ней, и мы, как глупые, расплакались. Она такая смешная Фиона, только рассеянная, а мама этого не любит, и Арина Петровна Фиону не любит. Хитрая эта Арина Петровна, такая льстивая, гадкая… Мне она противна, я ее не люблю; ходит тихо, как кошка. Marie называет ее tigresse du Bengale[49].
Отец говорит о новом учителе. Скоро собирается в Петербург и говорит, что Федя должен будет с новым учителем готовиться в университет; я тоже
