Дурак на холме - Дмитрий Андреевич Мажоров

— Эльвира Витальевна, у Вас кошка есть? — громко спросила Ксюша.

— Что? Кошка? Да, сиамская. Я как раз собиралась ее сегодня к ветеринару везти.

— Приболела? — посочувствовала Ксюша.

— Что-то нездоровится последнее время.

— Ну, удачи вам с вашей кошечкой!

— Спасибо, Ксения.

Ольга, несмотря на свое состояние, не сдержалась и хмыкнула. Пришлось сделать вид, что прочитала что-то смешное в телефоне. Эльвира убежала, оставив после себя шлейф тяжелых духов.

— Девчонки, я тоже пойду, — сказала Ольга.

— Тоже кошка? Или у тебя кот?

— Нет, вчера была птица. Перепел. Прикройте, если что.

— Да иди, не бойся. Эльвире сейчас не до нас.

Ольга вышла на улицу. Дождь прекратился, но все дорожки в парке перед церковью превратились в лужи. Ольга вздохнула. Что поделаешь, придется идти в обход. Она подошла к ступенькам перед входом, повязала на голову платок и сделала шаг вперед.

Мужчина, стоявший перед дверью, вдруг повернулся и преградил ей путь.

— Тебе туда нельзя, — тихо сказал он.

— Что за ерунда, — возмутилась Ольга. — С чего вдруг? И почему на ты?

— Ты ведь даже не заметила? Вспоминай. Была весна, но в Турции уже стояла жара…

***

…Была весна, но в Турции уже стояла жара. Они с девчонками решили прокатиться на яхте. Улыбчивые носатые турки, играет какая-то русская попса. Шампанское, танцы, снова шампанское! А потом резко потемнело в глазах. Только бы не упасть…

Она лежала головой на столе и слышала, как вызывали скорую или что там у них. Как суетились между столиками врачи, но почему-то все — мимо нее. Ей хотелось кричать, звать на помощь, но не было сил даже вздохнуть. Наконец, кто-то поднял ее под мышки. Долго молча куда-то тащили. И закрыли мешок на застежку-молнию…

***

Ольга открыла глаза. Незнакомец пристально смотрел на нее, чуть склонив голову набок.

— Меня не спасли?

— Нет.

— Значит я?

— Да.

— Тогда где я?

— Подумай. Котел и черти — страшилки для детей. Ты будешь существовать здесь всегда. Без любви, без веры, без возможности что-либо изменить или исправить. Вечно. Во веки веков.

Они стояли друг напротив друга, и в его бесконечно голубых глазах не было ни капли сочувствия, он просто изучал ее реакцию. А она была настолько потрясена, что не могла сказать ни слова, чувствуя, как волна отчаяния накрывает с головой. Запищал мобильник. Ольга на автомате подняла руку и посмотрела на экран. Пришло сообщение от Андрея. В ту же секунду позвонил Максим.

— Вечно, — повторил незнакомец и, повернувшись, пошел прочь.

Мобильник продолжал звонить. Ольга отключила звук. На улице не то висел туман, не то моросил мелкий дождь. Наваливаясь на мокрые крыши домов тяжелым серым небом, медленно полз по городу очередной понедельник.

Натурщица

Грифель сломался с сухим треском, и Ваня со злостью швырнул карандаш на пол. Несколько человек в аудитории повернули головы на звук, но, скорее, автоматически: ничего не сказали и снова уткнулись в мольберты. Все знали, что последнее время Ваня ходит замкнутый и нервный — ничего удивительного для студента-художника перед сдачей отчетной работы. Натурщица, изобразив на лице смесь презрения и брезгливости, покачала головой. Как всегда после всплеска гнева Ване стало стыдно.

— Извините, я не хотел. Извините… — бормотал он, ползая по паркету между стульями в поисках карандаша. Тот закатился под древнюю чугунную батарею и застрял в комках пыли и паутины с дохлыми сухими мухами. Переборов отвращение, Ваня протянул руку, осторожно, двумя пальцами ухватился за кончик и медленно потянул карандаш к себе. К счастью, он был чистый. Ваня вернулся на место и достал из пенала точилку. Руки его ходили ходуном.

Пытаясь успокоиться, он сцепил тонкие пальцы с давно не стрижеными ногтями в замок, уткнул локти в живот и начал раскачиваться на стуле назад и вперед. Потом выдохнул и снова взялся за карандаш и точилку. На этот раз все получилось. Ваня медленно прокручивал карандаш, наблюдая за тем, как тонкая полоска дерева выползает из-под лезвия и вспоминал, с чего все началось…

…Первый раз он зашел в эту аудиторию ранней осенью, в начале учебного года. Обычный студент: небольшая белесая щетина, немного запущенная стрижка, синяки под глазами. На улице еще стояла жара, солнце слепило, отражаясь от Невы и купола Исаакиевского собора, но в помещении, благодаря толстым стенам и высокому потолку, было вполне комфортно. Обнаженная натурщица — молодая девушка лет двадцати — уже сидела на своем месте. Ваня осмотрелся, выбрал точку, откуда лучше всего было видно ее лицо, и начал быстро, чтобы не терять времени, раскладывать принадлежности.

Способность к живописи проявились у Вани рано, и родители всячески помогали ему в этом увлечении: покупали самоучители, позировали для портретов сами и приглашали «поработать» моделями своих друзей. Ваня любил рисовать людей, и все отмечали, что у него необычайно острый глаз, умение выразить характер, подчеркнув парой штрихов индивидуальность человека. При этом сами модели часто оставались недовольны результатом, но зрители, особенно из числа близких друзей или родственников, неизменно утверждали, что схожесть невероятная. Несколько профессиональных художников, которым родители при случае показывали работы Вани, в один голос заявляли, что мальчику обязательно нужно получить классическое художественное образование, и тогда у него очень хорошие перспективы…

В тот день он почти ничего не нарисовал: смотрел, как движется тень от перекрестья окна по ее бедру, следил за танцем пылинок в луче света рядом с рукой, вглядывался в лицо, пытаясь запомнить малейшие движения губ, бровей, ресниц. Определенно, это должна быть графика. Однотонная или с небольшими яркими цветными вставками. Внешняя пластичность, мягкость лишь иллюзия: между девушкой и остальным миром есть четкая граница. Она пропускает мир через себя, но не открывается наружу. Да, она потребитель впечатлений, но не бездумный, нет. Где-то там, в глубине, они преображаются, превращаются во что-то совершенно новое. Чтобы работа получилась, он должен проникнуть внутрь, в эту синтетическую вселенную.

— Время вышло, господа. Собирайтесь! — нарушил сосредоточенную тишину зала учитель рисунка Александр Петрович. Карандаши сухо застучали по деревянным пеналам, студенты один за другим начали вставать, с грохотом отодвигая стулья.

Натурщица поднялась с накрытого бежевой тканью постамента, потянулась и несколько раз наклонила из стороны в сторону голову, разминая затекшую шею. Потом повернулась к аудитории спиной и начала одеваться.

Ваня наспех снял эскиз с мольберта, свернул его в трубку, решительно подошел к ней и сказал в спину:

— Привет!

Девушка бросила через плечо:

— Можно я сначала оденусь?

Ваня слегка нахмурился, как будто думая над ответом.

— Да, давай.

Оттянув большими пальцами лямки лифчика, чтобы проверить, не перекрутились ли, девушка щелкнула ими по голым