И звезды отвернулись - Владимир Понкин
Глава третья
Посмотрев в глазок, я увидел там кудрявую голову моего друга. Радостно хмыкнув в предвкушении предстоящего диалога, я открыл дверь и увидел его обезумевшие глаза.
– Ты здесь?! – крякнул Кос, явно не ожидавший, что дверь откроют.
– Ну да.
– И давно? – Он поднял руку и не дал мне ответить. – Не говори. Я знаю. Ты сегодня приехал. Я знаю.
– Да? Откуда?
– О-о-о, старина, я приходил к тебе каждый день весь май. – Он стиснул меня в объятиях и втолкнул в квартиру. – Каждый день! Я знал, что первые тепло-весенние лучи вернут тебя в этот город.
– Я тоже рад тебя видеть, – сказал я и еще раз крепко обнял его.
Кос стоял передо мной в серой футболке, которая свободно висела на его худощавых плечах, черных потрепанных джинсах и кедах. Широкая радостная улыбка освещала его лицо.
Мы прошли на кухню, я поставил чайник на плиту и достал из недр кухонных ящиков чай, который мы пили почти год назад. Кос был взволнован, да и я тоже. Столько всего нам предстояло рассказать друг другу!
Но вместо того, чтобы делиться новостями, произошедшими в жизни, Кос стал делиться новостями души своей.
Знаешь, я тут понял недавно, что меня теперь больше всего привлекает что-то неудобное и непонятное. Люди, с которыми мне труднее говорить из-за того, что наши взгляды на эту обыкновенную жизнь расходятся, компании, в которых обсуждают банальщину. Да, да! – Он посмотрел на меня и, заметив мою улыбку, продолжил: – Все, что было мне непривычно и чуждо, теперь манит. Забавно, да?
– Да. Я думаю, что твое подсознание специально тебя к этому подталкивает. Ты просто хочешь получше себя узнать.
– Именно! – Кос хлопнул по столу.
– Мне кажется, что среда, в которой ты находишься, влияет на восприимчивость. И в дискомфорте ты лучше чувствуешь… – Я запнулся, вспомнив зимние разговоры с Китом. – Дело в том, что в привычной среде ты словно размываешься, а враждебная, новая или любая другая обстановка четко вырисовывает твои грани. Понимаешь?
– Да, старина. Комфорт убаюкивает.
– Именно! – согласился я.
– Комфорт сглаживает углы и говорит тебе, что ты крут.
– Да!
– Дискомфорт обнажает зоны роста и задевает гордость.
– Царапает душу, но через боль ты начинаешь слышать себя.
– Комфорт как алкоголь. Он эвфемизирует действительность, заволакивает взор, убивает страсть.
– Он успокаивает тебя и говорит: «Расслабься, ты в безопасности, и ты все делаешь правильно», когда по-настоящему дела обстоят совсем иначе.
– Черт, как же я рад тому, что ты вернулся! – воскликнул Кос, сверкнув глазами, и стал рассматривать свои руки.
– Я тоже, друг. Я тоже, – выдохнул я. – За все то время, что я провел в поездах, автобусах и машинах, столько интересных разговоров мы с тобой пропустили.
– Не сожалей об этом. Впереди у нас еще куча времени для бесед и прогулок.
– Да.
– Ты будешь сегодня дома?
– Нет. Хочу прогуляться по городу и разобрать чемодан мыслей.
– Знаешь, а я немного завидую тебе. Ты для меня сейчас как закрытая книга. Столько всего мне не терпится узнать о твоем путешествии, но не хочу лезть тебе в душу.
– Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя.
– Вот поэтому я и не лезу с расспросами. Смотри, – он кивнул головой в сторону плиты, на которой стоял чайник, – кажется, закипел.
– О, точно! – радуясь предстоящей церемонии, сказал я.
Я бросил несколько щепоток зеленого чая и мелиссы в заварочный чайник и залил его кипятком.
– Чай заваривать ты так и не научился, – прорычал Кос.
– Этому мне предстоит научиться у тебя. Зато я привез рецепт божественного сбитня.
– Ну, посмотрим на твой божественный сбитень завтра.
Вслушиваясь в наши голоса, глаза ангела пустой квартиры наполнились слезами ностальгии, ведь столько времени он провел в одиночестве четырех стен.
«Прости меня, ангел».
Я разлил чай по кружкам и сел на стул. Мне захотелось поделиться с Косом спонтанной мыслью, которая пришла в голову.
– Знаешь, у меня такое добро поселилось в сердце. Я просто хожу везде и думаю, думаю, думаю, собираю мысли, что-то пытаюсь выстроить у себя в голове, а когда собираюсь что-то взять и сделать – все разбегается. И не поймать этого. Не найти. Такое ощущение, что поступки боятся этого мира. Не знаю, как объяснить. Это сложно. Просто я открыт. Я еще никогда так не открывался людям, но шутка в том, что людям этого и не надо больше. Как-то все не по-настоящему, что ли. Вот незнакомому человеку делаешь добро, а он смотрит на тебя как на дурака. Мол, ты же меня мог обмануть, пройти мимо или выгоду какую-нибудь извлечь, а ты взял да все испортил. Ну не дурак ли?! Дурак! Дурак, что веру в добро не теряю, что за поступки свои теплого слова не жду. И нельзя наш век в этом винить. И раньше так было. Безразличие, ненависть, зависть… Так живут люди. Так им легче. Но радоваться надо, что мы еще живем. У других и жизней своих нет. Странно все это, друг. Горько и странно.
– Все-таки ждешь теплое слово, раз это тебя задевает, – тихо произнес Кос и сделал глоток из кружки, над которой поднимались серебряные капельки пара.
– Наверное, – задумался я, – а правда ведь, жду. Просто хочется, чтобы другие понимали, что никто им на шею не накинет узды и не потянет их дальше в свою вселенную. Им страшно, как и мне. Все просто. Но дело в том, что я через свой страх пытаюсь перескочить, перепрыгнуть. Теперь я тянусь к людям, ведь каждый из них – волшебство. А когда понимаешь это, сложно смотреть на них как на что-то простое, а они от этого взгляда теряются.
– Не привыкли.
– Да, не привыкли или не осознали того, что каждый человек – это волшебство. Каждый человек – это другая вселенная. А я с детства повернут на звездах.
– Кстати о звездах, когда ты собираешься встретиться с Ли?
– Сегодня.
– Она уже знает о том, что ты приехал?
– Нет.
– Будешь звонить?
– Нет.
– Тогда как собираешься с ней встретиться?
– Сегодня на одних и тех же улицах мы будем смотреть на одни и те же звезды.
Глава четвертая
Солнце постепенно укрылось одеялом горизонта. Улицы постепенно окрашивались в кофейный оттенок. Мы постепенно становились счастливее. От разговоров и улыбок мои скулы сводило приятной болью. Кос рассказал
