И звезды отвернулись - Владимир Понкин
Этими словами Кит, словно перочинным ножом, ковырял мою душу, а я не сопротивлялся. Я рассказал ему про волшебное лето, признался в своей любви к Ли. Я был беззащитен перед ним. Я чувствовал себя, как на хирургическом столе перед операцией: я доверял этому хирургу и горячему сбитню в качестве наркоза. Поэтому я сказал себе: будь что будет. И пошел искать путь к свободе, чтобы вернуться и позволить себе счастье, которого многие люди не замечают, стряхивая эти хлебные крошки любви со стола своей жизни.
«Просто доверься сердцу своему».
Глава девятая
«Сколько расставаний должен пережить человек перед тем, как к нему придет осознание того, что в этом огромном, переполненном скорбью и болью мире есть тот, кто ждет его возвращения? Во вселенной есть человек, которому ты нужен. На планете Земля есть человек, которому ты нужен. В твоей стране есть человек, которому ты нужен. В твоем городе есть человек, которому ты нужен. Но скольким вокзалам, станциям, поездам и случайным попутчикам надо промелькнуть перед твоим сонным взглядом, чтобы ты понял, что это все один человек? И он тихо ждет тебя, посвящая свои вечера мыслям о встрече, которую ты постоянно откладываешь. Пока ты ищешь, скручивая мили в узел души, в покинутом тобой городе тебя ждет человек, которого ты оставил, преследуя какую-то безумную цель. Но все, к чему ты в итоге придешь, – это огромное разочарование, это растущая пустота одиночества. Возвращайся и не валяй дурака. Возвращайся».
Кит сидел рядом со мной, пока я делал запись в блокноте. Увидев, как я убрал его в карман, он посмотрел на меня, улыбнулся и поднялся на ноги.
Все это время я слушал песни холодной воды, которая по узкой проруби протекала прямо у наших ног. Я видел, как вода поднимала песок со дна. Я посмотрел на лед в нескольких сантиметрах от поверхности воды и подумал, что он похож на все то, что мы так старательно прячем в себе. Слова, которые мы не сказали, поступки, которые не совершили, вмерзают в нас, переливаясь под светом одинокой луны в ожидании потепления. И однажды придет солнце нового человека, и все растает, снова станет водой. А пока подо льдом бурлят чувства, преломляя лучи жизни, но для того, чтобы увидеть их, человеку нужно подойти к самому краю. Как мало тех, кто решается подойти к краю твоих чувств и принять тебя таким, какой ты есть! Поэтому ты один. Ты всегда один со своей рекой. Чувства остывают, покрываются льдом и согреваются лишь в присутствии других. Тогда тебе кажется, что все начинается снова. И виной твоим переменам – другие люди, чьи имена произносишь с неприязнью не из-за того, что они ушли или сделали больно, а из-за того, что они были, и теперь ты вынужден говорить о них в прошедшем времени. Вся наша жизнь – это другие люди в прошедшем времени.
– О чем ты так громко думаешь, друг? – спросил Кит.
– Я представил, что этот ключ олицетворяет чувства.
– Особенно зимой.
– Особенно зимой, – повторил я. – Этот лед по краям, это бурление воды внизу, различимое только тогда, когда подходишь к самому краю. Мне кажется, вода – это отражение того, что творится в человеке.
– Интересно.
– А все перемены связаны с другими людьми.
– Люди приходят, и воды успокаиваются. Люди уходят, и начинается шторм. Так?
– Да, наверное, – неуверенно ответил я.
– Интересно, – повторил Кит.
– Можно ли научиться управлять этим процессом?
– Можно, – он усмехнулся, – только не сразу. Наверняка старикам это под силу. А пока ты молод – люби, страдай и будь счастлив, друг, иначе зачем ты здесь? И тогда ты с восхищением будешь вспоминать свои дни. Хотя, наверное, старики не умеют управлять своими чувствами, у них на это нет времени, потому что они постоянно вспоминают прошлое. Вот и все.
– Вот она, великая мудрость, – подхватил я. – Совершай ошибки, всю жизнь учись жить, а потом на склоне дней своих найди уголок и вспоминай, вспоминай, вспоминай.
– Да! – смеясь, ответил Кит. – Давай допьем сбитень и пойдем домой, а то я уже начал замерзать от твоей мудрости. Если что, договорим по пути.
Я достал из рюкзака термос и слил остатки сбитня, которого едва хватило на четверть крышки.
– Давай выпьем за то, что… – начал Кит.
– Давай просто выпьем.
И мы выпили.
– Есть моменты, о которых необязательно говорить вслух, – продолжил я, возвращая крышку на место, – я этому научился прошлым летом и понял, что это прекрасно.
– Я хотел выпить за твой приезд, – грустно вздохнул Кит.
– О, извини.
Мне стало немного тоскливо. Его слова когтями скребли мою разогретую сбитнем душу. Я хотел высказать интересную мысль, которая бы непременно понравилась моему другу, но сделал это бестактно и все испортил. Грустно, грустно, грустно.
В этот раз, когда мы обогнули холм и спустились к реке, мне показалось, что дорога домой займет не более получаса, но тут же осекся: «До дома от этой петляющей реки событий идти всего пару минут». И все это время я шагал, ответственно поддерживая разговор, и параллельно подмечал про себя детали. Где-то ветер ерошил ветки сухих полевых трав, словно выгоревшие на солнце волосы, и отполировал до блеска снежные просторы, слюдой переливавшиеся на солнце.
Через некоторое время Кит остановился и через плечо бросил фразу, которая заставила меня вспомнить, как коварен мой друг:
– Ты знаешь, насчет того, что я хотел сказать…
– Я же извинился.
– Да, мне приятна твоя учтивость, но я не об этом хотел поговорить.
– А о чем? – меня начинал злить его тон.
– Мой тост…
– Да.
– Он был…
– Говори уже!
– Не о тебе.
– Что и следовало ожидать, – засмеявшись, ответил я.
– Тебя это сильно огорчило?
– Наоборот. Мне стало легче, потому что я немного переживал по поводу того, что не дал тебе изложить свою мысль. Но потом я вспомнил – не сразу, но вспомнил, – что мы с тобой старые друзья, а тебя, старого пройдоху, сложно обидеть, и успокоился.
– Хочешь узнать, что я собирался сказать? – Кит шел рядом со мной, мечтательно глядя на небо.
– Да.
– Я подарил тебе этот ключ. Он твой.
– Как это?
– Ну, теперь ты можешь приезжать сюда и пить сбитень возле того маленького источника. Пусть он дарит тебе новые мысли и
