Экспресс-36 - Борис Сандлер
— Меня зовут Бер… Дойв-Бер.
Мгновение бомж молчал, как будто взвешивая, действительно ли я тот человек, которого следует удостоить дальнейшего общения. Затем он вновь щелкнул пальцами и извлек из колоды еще одну карту.
— Валет треф… Это уже моя карта! — он криво усмехнулся и с шутовской торжественностью проговорил: — Я, Джона, воплощение Ионы, сына Амафиина, беженец из Верхнего города, тоже слышал голос Его: «Встань, иди в город Большого яблока и проповедуй в нем, ибо злодеяния его дошли до Меня». И я встал и пришел сюда, в Ниневию нашего времени. Каждый день, ни свет ни заря, я стою здесь, у выхода со станции — как раз в тот час, когда тысячи вагонов, набитых сотнями тысяч обреченных душ, прибывают в Верхний город, и я проповедую им: «Доброе утро, грешные люди! Я послан к вам Всевышним, и я пришел сообщить вам, что еще сорок дней — и город ваш будет разрушен за злодеяния ваши!.. Вам осталось лишь сорок дней, чтобы покаяться за грехи…» Вот так я проповедую им каждый день. И что ты думаешь? Хоть бы кто-нибудь спросил: «За что? В чем наши грехи, за которые Всевышний решил уничтожить нас?!» Каждое утро они едут в переполненных вагонах, в давке и спешке — христиане, евреи, мусульмане, просто безбожники разных народов. Многие из них заглядывают по дороге в карманные книжечки с молитвами, читают главу из Псалмов или суру из Корана, в то время как другие перелистывают утренние газеты со свежими новостями о политике и курсе акций на бирже, с последними сплетнями о звездах Голливуда или спортсменах…
Я слушал его речь и обливался потом. Это был даже не пот, а изливавшийся из меня липкий поток. Каждая нитка моей одежды приклеилась к телу. Хотелось сорвать ее с себя и остаться в одеянии Адама… В висках стучал маленький садистский молоточек — быстро-быстро и все время в одно и то же место, словно забивая в голову выпавшую из нее клепку. Каждый удар отзывался звоном в ушах… Главное, сознание не потерять, подбадривал я сам себя… Ну что там сегодня с поездами?
— Скоты! — гневно выкрикнул Иона-Джона. — Глупые, жадные скоты! Они думают только о своей воображаемой реке, что зовется «Благополучие»…
— Разве это плохо, когда люди стремятся к благополучию? — я уже едва сдерживался.
— Ха… — Иона-Джона внезапно расхохотался. — Нет, ты мне нравишься все больше и больше… Давай я расскажу тебе, что ждет тебя завтра. Я же все-таки вроде как пророк…
Но я снова остановил его:
— Мне бы найти время, чтобы обдумать уже пережитое.
— Не хочешь, значит?
— Не хочу. К чему мне знать свое будущее? Обижу еще, не дай бог, того, кто держит в руках ниточки моего настоящего…
Мои слова как будто сбросили его со скамейки. Он соскочил со своего насеста и с диким огнем в глазах пустился вокруг меня в пляс. Его ритмичные движения животом и головой напоминали ритуальный танец какого-нибудь африканского племени, но в то же время — еврейский портновский шер. Он то хлопал себя руками по оттопыренной заднице, то подпрыгивал, заложив большие пальцы под желтую жилетку.
Во рту у меня все пересохло. Приходилось высовывать язык и слизывать с губ теплые, солоновато-горькие капли пота. «Главное, сознание не потерять…»
— Ты такая же скотина, как и все они! — громко произнес он в такт своему странному танцу и наклонился к пластиковым мешкам.
Покопавшись рукой в одном из них, он извлек на поверхность большое красивое яблоко, несколько раз потер его о жилетку, а затем впился в сочную мякоть своими прекрасными жемчужно-белыми зубами. Я внезапно ощутил, что на моем пересохшем нёбе забили роднички.
— Видал? — он поднес к моим глазам надкушенный плод. — Я отхватил немного от Верхнего города… Ведь это же город Большого яблока… — и с хитрой усмешкой прибавил: — Вот ведь какая штука — кто-то яблоко ест, а кто-то лишь слюну глотает…
Он придвинулся настолько, что я мог пересчитать красные жилки на белках его выпученных глаз, и прошептал мне прямо в лицо:
— Вы думаете, что там, в Верхнем городе, у реки «Благополучие», вы утолите желания из ваших снов — чушь собачья! Вы только распаляете свои болезненные амбиции при помощи отравы, каждая новая порция которой должна быть больше предыдущей… Ты даже не можешь себе представить, дорогуша, что случится, когда река «Благополучие» иссякнет и превратится в узкую-преузкую речушку…
Я уткнулся взглядом в полные губы Ионы-Джоны, которые произносили заключительную часть этого монолога: «Однако знаешь ли ты, какова цена каждого глотка, сделанного из реки „Благополучие“?»
Но именно в то мгновение, когда Иона-Джона, пророк со станции «42-я улица», собирался открыть мне свою великую правду, из туннеля с безумным скрежетом и зловонными испарениями вырвался локомотив. Я успел заметить, что с полных губ, похожих на две сплющенные, перезрелые сливы, слетело одно-единственное слово, но какое — было уже не слышно…
В себя я пришел только в вагоне, где холодный кондиционированный воздух постепенно освежил мой затуманенный мозг. Отыскав свободное место, я уселся, по своему обыкновению вытащил из кармана газету и развернул ее на странице с кроссвордом. Вопрос под цифрой 1, относившийся к семи клеточкам по горизонтали, гласил: «Выпадение из памяти определенных событий, отсутствие воспоминаний о прошлом». Я несколько раз повторил этот вопрос и внезапно, словно нужное слово отделилось от ритмичного стука колес, ясно услышал подсказку чернокожего пророка: «Амнезия». В пустые клеточки кроссворда слово укладывалось точно…
Лейзер-стекольщик и его Храм
Я отвел взгляд от газеты и уставился в темное и пустое окно вагона, несшегося под землей. Вначале там происходило какое-то кружение, как будто тень пыталась лечь на стекло с наружной стороны, но смывалась потоками воздуха. Мгновение — и к стеклу прилепилось светлое пятнышко, затем второе, третье… Мой усталый мозг ставил передо мной вопросы и почти одновременно искал на них ответы: что бы это значило? И почему именно сейчас? Да… Своего рода антитеза к «амнезии» — «память»… Звучит всегда с вызовом: вцепиться зубами, ногтями — и помнить!.. Вот уже смотрит
