Собрание сочинений. Том 2. 1988–1993 - Юрий Михайлович Поляков
Когда адмиралу Рыку сообщили о творческом проступке знаменитого художника, он посмеялся, поиграл своей серебряной подзоркой и молвил: пусть, стало быть, у нас поживет, пока по-правдашнему рисовать не выучится, а то ведь чужое пакостить – дело нехитрое.
Помощники поняли Избавителя Отечества впрямую и определили знаменитого идолога в Демгородок, снабдив всем необходимым для прогрессирующего изобразительного мастерства. Раз в год, весной, его новые работы под неброским псевдонимом направлялись в приемную комиссию Академии художеств, но там ему неизменно ставили «неуд» – и мировая знаменитость продолжала томиться в огородном плену, со скуки и отчаяния оформляя «Голос»…
– Что я вам сейчас покажу, господарищ оператор! – Запыхавшийся № 85 пытался развернуть перед Мишкой здоровенный рулон ватмана.
– Может, не надо?
– Надо-надо! Подержите, пожалуйста, угол. Ага! – Счастливый редактор показал пальцем в центр листа: – Гвоздь номера!
Заметка называлась «Чем кумушек считать…» и была давно ожидаемым демгородковской общественностью ответом на появившуюся месяц назад статейку «И перси дев…». Оба материальца были подписаны не существующими в природе номерами, но все прекрасно знали: это продолжение давней ожесточенной полемики между бывшими президентами. Ведь и тот и другой до события, вошедшего в историю под масонским названием «перестройка», были секретарями обкомов, а та их знаменитая драка во время очной ставки произошла из-за спора, чья область при покойном Брежневе шла впереди по объему продукции на душу населения. Заметка «Чем кумушек считать…» гневно отмела содержавшиеся в статейке «И перси дев…» намеки на то, что переходящее знамя за победу в соцсоревновании 1979 года область ЭКС-президента получила на самом-то деле за роскошный пикник с обнаженными комсомольскими активистками, устроенный для столичных бонз. Более того, заметка подводила читателей к тому, что переходящее знамя за победу в соцсоревновании 1981 года область экс-ПРЕЗИДЕНТА отхватила только благодаря грандиозной медвежьей охоте, в которой поучаствовал любимый зять генсека.
– Правда же интересно? – гордясь сенсацией, спросил № 85.
– Безумно, – вяло отозвался Мишка, разглядывая лист, оформленный куриной лапкой, которую обмакивали в разные краски.
В рубрике «Огородные новости» сообщалось, что изолянты № 481 (бывший сопредседатель партии «Демократическая Россия») и № 168 (бывший мэр Санкт-Петербурга) включились в конкурс на самую большую тыкву, выращенную без применения химических удобрений. Информацию написал № 47 (бывший посол в США), и она была проникнута тонкой иронией профессионала, снисходительно наблюдающего несбыточный энтузиазм дилетантов. В прошлом году № 47 выкатил на суд общественности двенадцатикилограммового гиганта!
Раздел «Страницы истории» открывался фрагментами мемуаров изолянта № 177 (бывшего шефа внешней разведки). Довольно убедительно он доказывал, что приписываемые поселенцу № 180 (бывшему командующему стратегической авиацией) слова «За демократию Кремль разбомблю!», якобы сказанные им в дни августовского (1991 г.) псевдопутча, есть не что иное, как выдумка безответственных и зловредных журналистов. Но Мишка-то сразу понял прицельный смысл этих самых мемуаров: участки обоих изолянтов располагались рядом, а над домиком бывшего стратегического летчика по личному распоряжению адмирала Рыка была подвешена на тонком тросике здоровенная авиационная бомба. И хотя все вокруг уверяли друг друга, что «она не заряжена», это были уже четвертые оправдательные мемуары, написанные соседями несчастного военлета, погорячившегося в далеком августе 1991 года…
– Ах, если б вы знали, господарищ оператор, что у нас в редакционном портфеле! Печатать это решительно нельзя! – закатывая глаза, сообщил № 85.
– Мне без разницы, – буркнул Мишка и, повернувшись к редактору спиной, направился к машине.
– Все оригиналы я тщательно храню, – семеня рядом, информировал № 85. – Они от руки написаны…
– С меня хватает, что я ваше говно вожу, – отрубил Курылев, впрыгнул в кабину и захлопнул дверцу.
Но упорный изолянт все никак не отставал. Понимая, что сквозь рев заведенного мотора Мишка его не слышит, он совершал пальцами такие движения, словно резал бумагу. Вероятно, он обещал показать заинтересованным лицам и те купюры, которые на правах главного редактора делал в статьях и заметках…
Сбитый с толку этой назойливостью, Курылев сам не заметил, как оказался в «Кунцево», возле домика № 55. А ведь зарекался! Спецнацгвардеец, дежуривший возле новенькой будки, завидев Мишку, блудливо заулыбался и махнул рукой. И хотя Курылев понимал, что парень фамильярничает совсем не из-за Лены, а из-за этих чертовых секс-кадриков, но все равно было неприятно и горько.
Лена в палисаднике возилась с клубникой, кажется, обрезала усы. Увидав знакомую машину, она поднялась с колен и, упершись руками в бедра, выгнула затекшую спину. Но у Мишки от этого обыкновенного огородного телодвижения сердце налилось тяжкой истомой. А Лена тем временем сняла с головы косынку и поправила волосы, что на их языке жестов означало: сегодня они увидеться не смогут. Курылев в ответ приложил правую руку к левой стороне груди и, уже проехав участок № 55, еще раз глянул на Лену через боковое зеркало: она стояла, уронив руки, и печально глядела вслед машине. Мишка сразу подумал вот о чем – при первой же встрече нужно будет предостеречь ее от таких взглядов! Он даже мысленно хотел сформулировать, каких именно взглядов, чтобы потом доходчивей объяснить Лене, но не успел… Произошло то, чего Мишка никак не ожидал. Она вдруг торопливо повязала косынку вокруг шеи, наподобие пионерского галстука. А это на их секретном языке означало, что стряслось нечто чрезвычайное – подробности в тайнике!
Тайник Мишка оборудовал на параллельной Пятой улице в щели между бордюрными камнями. Правда, если говорить честно, этим тайником они еще пока ни разу не пользовались. Да и разработанный Курылевым язык жестов тоже пока служил им в основном для нежных развлечений – ладонь, приложенная к сердцу, означала «Я тебя люблю!». «Ми-ишка! – Лена, помнится, от удовольствия захлопала в ладоши. – Ты настоящий конспиратор! А как будет “Я тебя очень люблю”?» Курылев глубоко задумался, даже привстал с разложенного интендантского дивана, потом снова приложил ладонь к сердцу, а затем приставил перпендикулярно к горлу, как делают, если хотят показать, что уже совершенно сыты. «Ну и дурак!» – обиделась Лена…
Записку Мишка решился прочитать, только миновав третий КПП. В ней, как и договаривались, печатными буквами по школьным клеточкам было написано:
Я БЕРЕМЕННА.
6
Культурно-историческое общество имени матери адмирала Антонины Марковны Рык (в девичестве Конотоповой) выросло в Демгородке на базе легального кружка «Переосмысление», основанного изолянтом № 739 – бывшим столичным префектом. В свое время он печально прославился тем, что продал иностранцам набережную Москвы-реки от Крымского моста до высотки на Котельниках, причем левую сторону – голландцам, а правую – южноафриканцам. Главной задачей кружка, а позже и общества являлись «переосмысление и суровая оценка своей антинародной деятельности, решительное самоперевоспитание и активный труд на благо возрождающейся России». Однако регистрационное удостоверение обществу генерал Калманов выдал лишь после того, как оно способствовало выявлению двух враждующих подпольных групп – «Истинных демократов» и «Подлинных демократов», замышлявших вернуть к власти соответственно каждая своего бывшего президента. Подпольщиков приговорили к трем месяцам принудительных работ на общественном картофельном поле с отсрочкой до начала огородного сезона.
Считалось, теперь никаких злокозненных организаций в Демгородке не осталось, за исключением легендарной террористической группы «Молодые львы демократии», точнее, одного из ее глубоко законспирированных ответвлений. Однако поговаривали, будто никаких подпольных львов в Демгородке не водится, а слухи о них специально распускаются по указанию коменданта Калманова, надеющегося таким образом выцыганить у министра национальной безопасности несколько штатных единиц в особый отдел.
Едва учредившись, культурно-историческое общество имени А. М. Рык (Конотоповой) обратилось в инстанции с убедительной просьбой разрешить на сцене демгородковского клуба поставить какую-нибудь пьесу с активно-благонамеренным сюжетом. Узнав про затею огородных пленников, Избавитель Отечества поначалу только усмехнулся, а потом задумался и принял, как всегда, необыкновенное решение: он приказал специально для изолянтского драмкружка написать пьесу, где популярно и образно излагалась бы история краха псевдодемократического антинародного режима. Более того, в будущем спектакле поселенцы должны играть не каких-нибудь воображаемых персонажей, а самих себя!
Что и говорить, задача ставилась
