Сибирский папа - Наталия Михайловна Терентьева
Он как-то так хмыкнул, нервно и зло, что я засомневалась – надо ли мне сейчас что-то писать. Мысли у меня путались, в голове стучало. Он кивнул:
– Пишите-пишите… Алексей Юрьевич у нас по совместительству нотариус, заверит сразу вашу подпись… У вас паспорт с собой есть?
– Есть…
– Вот и хорошо, вот и правильно. Так, всё… в свободной форме… свободное волеизъявление… А то вдруг, знаете, проблемы какие-то будут. И так всем несладко! Не знаю, как мы без Толи будем… Золотой человек был… Просто золотой… Всем помогал. До Бога никак дойти не мог, я ему все говорил: Бог сам всем поможет, кому надо… Что ты лезешь! Ну вот, допрыгался… – Он потер глаза. – Да. Подпись поставьте и разборчиво напишите свою фамилию. Теперь дату – второе июля. Всё. – Он ловко выхватил у меня листок, протянул его Алексею Юрьевичу, тот просмотрел, кивнул, быстро сложил вдвое и убрал в карман пиджака. – Нарядились на день рождения, а попали на похороны… Вот так бывает. Ну, давайте!.. – Он похлопал меня по плечу.
– Я могу взять машину? Доехать до города…
– Какую машину?
– Которую подарил мне папа…
– Кто-кто? – переспросил этот человек, имени которого я даже не узнала.
– Мой отец… Сергеев…
– А, Толя… Любил Толя жить на широкую ногу… Нет-нет, вы ничего больше здесь не трогайте! Давайте я вам такси вызову! Здесь до города семьдесят рублей. Куда вам? В аэропорт?
По лестнице в этот момент скатился Йорик, за ним бежала та самая невысокая женщина, вероятно, его гувернантка.
– Маша, я с тобой! Куда ты?
– Юра, ты остаешься дома, – повернулся к нему полный, – а девушка уедет! Все гости уже ушли. У нас горе. Возьмите его, пожалуйста! – он махнул гувернантке.
Я растерянно постояла у дверей, глядя, как она уводит плачущего Йорика. На кухне по-прежнему деловито суетились официанты, складывая еду в коробки, ловко заматывая всё в тонкую пленку, оба друга отца о чем-то переговаривались, стоя у окна, Йорик то и дело с лестницы оглядывался на меня. Я подхватила сумку и вышла в настежь распахнутые двери, одна створка сама закрывалась от ветра и тут же опять открывалась, без скрипа, легко, как будто кто-то невидимый играл с ней.
Я прошла к воротам, с некоторым сомнением посмотрела на свою новую машину. Что это вообще всё было? Что сейчас происходит? Мелкий ледяной дождь, свинцовое небо… Куда подевалось лето?.. Куда подевались все? Пустой двор, над столами, с которых успели всё убрать, с громким карканьем летали вороны и еще какие-то огромные птицы, издававшие звуки, похожие на слог «дяй»… Противнейшим громким голосом «Дяй! Дяй! Дяй!» Столы оказались простыми пластиковыми, ободранными, как в дешевых кафе… А было так красиво, когда они были устелены льняными красными скатертями… Вернулась какая-то женщина, наверное, что-то забыла или потеряла, ходила по двору в длинном блестящем синем платье и белой спортивной куртке с эмблемой олимпиады в Сочи, ходила, искала что-то на земле и ругалась матом – то ли говорила с кем-то по громкой связи, то ли ругалась под себя…
Всё как будто во сне… Но я не сплю, нет, к сожалению, не сплю. Бывают такие сны, очень настоящие, но нет. Просто я на самом деле ничего не понимаю и не знаю… Вдруг это всё не по-настоящему?
Я увидела, что музыканты укладывают инструменты и усаживаются в автобус, стоявший за воротами, и подошла к ним.
– Можно мне с вами доехать до города? – спросила я.
– Давай, – кивнул мне водитель. – Места есть. Тебе куда?
– Куда-нибудь.
Сзади меня толкнули, я чуть не упала. Вперед меня проскочил Йорик, почему-то без футболки, в одних шортах. Наверное, гувернантка начала его переодевать, а он сбежал.
– Все? – Водитель, отвлекшийся на звонок и не заметивший, как в салон заскочил Йорик, оглянулся. – А то у меня в другое место вообще-то вызов. Вас-то заранее отправили отсюда. Поехали!
– Йорик! – Я бросилась в конец автобуса. – Подождите! – крикнула я водителю, но он уже тронулся с места. – Йор, ты что? Зачем ты за мной прибежал? Что я с тобой буду делать?
Мальчик, вздрагивая, прижался ко мне. Да что за ужас… Разве так бывает? Самый лучший день в моей жизни обернулся самым страшным. Я пока ничего не поняла. Я не хочу в это верить. Такого просто не бывает. Не может быть. Не должно быть. Разве я для этого узнала своего отца, чтобы его потерять – через день? Самого близкого, самого лучшего, самого родного… Я столько лет жила и не знала, что у меня есть такой близкий человек, которого я понимаю душой, на которого я так похожа внешне… Есть… Был… Нет, это невозможно…
– Они сказали, что мама умерла… и папа… – Йорик поднял на меня заплаканные глаза.
– Всё, всё, успокойся… Это какая-то ошибка…
– Лола сказала… меня устроят в хорошее место… Это куда? В детский дом?
– Подожди… что ты говоришь… У тебя есть бабушка, правда? Какие-нибудь тети, дяди…
– Я не знаю…
– Ну, ладно. – Я прижала к себе голову Йорика.
Неожиданно подумала про Кащея. А он-то где? Он тут же написал мне, значит, я просто почувствовала, что он пишет мне:
«Держись, моя любимая, крепись. Я с тобой. Я жду тебя, вызвал такси».
«Я уже уехала», – написала я.
«Без меня?»
Как сказать ему, что я на какой-то момент забыла о его существовании. Мне стало так плохо, я как будто полетела в какой-то черный бесконечный колодец, где нет дна, где нет конца, где плохо, холодно, больно, и так будет всегда.
…Я доехала с музыкантами до города, их довезли до театра, где они работали в оркестре, чтобы оставить инструменты и костюмы. Я тоже вышла. Йорику по дороге я дала свою футболку, он дрожал, я надела на него еще и толстовку с надписью МГУ. Она ему оказалась до колен, и он стал похож на хорошенькую девочку. Наверное, на меня восьмилетнюю.
Всё это совершенно трезво оценивала моя голова, как бы мимоходом. Вот идут музыканты, пожилой прихрамывает, молодые смеются, курят, размахивают футлярами. Вот Йорик идет рядом, дрожит, крепко держится за меня, я руку высвободила, так идти неудобно. Поэтому он держится за мою одежду. В профиль – точно девочка. Я остановилась. Куда мы идем? Куда я денусь с Йориком? У него нет документов… Вообще ничего нет. Я вряд ли смогу с ним устроиться в гостиницу.
«Любимая, где ты?»
Сообщение Кащея пришло вовремя, я как раз хотела ему писать. Потому что совершенно растерялась. И одновременно позвонил папа.
– Дочка, ты прости, у тебя, наверное, праздник, но
