Сибирский папа - Наталия Михайловна Терентьева
Я смотрела в окно, где как будто шел какой-то фильм, без звука. И пока звук не включили, можно было еще надеяться, что просто я не понимаю этих людей. Что я всё не так понимаю… Я видела, как в беседку зашел и сел Кащей. Потом встал, стал всматриваться в окна. Потом опять сел, достал телефон, стал что-то писать. Наверняка пишет мне. Но мне ничего не приходило.
Наконец вернулся тот высокий полный человек.
– Я Алексей Юрьевич, – сказал он. – Йор, ты меня знаешь.
– Нет, – ответил Йорик и прижался поближе ко мне.
– Я друг Анатолия, – обратился ко мне Алексей Юрьевич. – Маша. Тут вот такие дела. – Он тяжело вздохнул. – Мне жаль, что это произошло именно сегодня. И вообще это не те слова. То есть… – Он снова набрал много воздуха и долго его выдувал короткими шумными толчками из толстых, гладко выбритых щек. – Да. В общем… Ваши родители погибли.
– Что? – Я не поняла последнее слово. – Что, родители? Какие?
Алексей резко усмехнулся, как будто у него дернулась одна часть лица.
– «Какие»? Толя Сергеев сегодня погиб вместе со своей женой. Мой друг Толя. И отец Юры.
– Какого Юры? – Я не знаю, зачем я это спросила. Конечно, я помнила, что Йор – на самом деле Юра, хоть его никто из близких так не зовет. Но мне, наверное, хотелось, чтобы он ответил: «Другого, совсем другого…»
– Ох… – Алексей Юрьевич неожиданно встал и подошел ко мне, встал передо мной, возвышаясь огромной тушей. – Девушка, – заговорил он вдруг другим тоном, – ехали бы вы домой, честное слово! Сейчас всем тяжело. Я не знаю, кто вы, зачем вы здесь. Я, как близкий друг, буду разбираться в Толиных делах, организовывать похороны и опекать Юру.
– Подождите… – Я глубоко подышала, растирая тикающий висок. Встала, выпила воды из большой бутылки, стоящей на стеклянном столе. Вода почему-то отдавала мылом и еще чем-то горьким.
– Это вода для цветов, – сказал Йорик и подошел ко мне. – С удобрением.
– Ничего. – Я подошла к раковине на кухне, прополоскала рот, налила воды из чайника.
Официанты как раз принесли много еды и стали ставить их на кухонный стол, быстро заполнившийся блюдами.
– Убирайте всё! – махнул рукой Алексей Юрьевич. – Девушка! – Он повернулся ко мне. – Я серьезно говорю – я ничего о вас не знаю и знать, если честно, не хочу. Мне очень тяжело, с посторонними людьми я разговаривать вообще сейчас не готов. Погиб мой лучший друг.
Я услышала, да. Я это услышала, я видела, как задрожал Йорик, покраснел, стал плакать, побежал ко мне, Алексей Юрьевич подхватил его на ходу, махнул прислуге. Невысокая женщина подошла к Йорику, попыталась взять его за руку, что-то говорила.
– Это ошибка, – сказала я. Я слышала, что говорю, и мой голос звучал как-то странно, как будто я слышала сама себя издалека.
– Да-да, – Алексей Юрьевич кивнул мне, подошел, взял за плечи, словно обнимая, а сам сжал их очень крепко, больно, тряхнул меня и проговорил негромко: – Всё, игра закончилась. Давай чеши домой, откуда приехала.
Я оттолкнула его огромные тяжелые руки и быстро прошла наверх. Переоделась в свою одежду, платье положила на кровать, оглянулась в поисках сумки. Кто-то успел убрать ее в большой встроенный шкаф, совершенно пустой. Я смахнула свою незамысловатую косметику прямо в сумку, огляделась. Конечно, это всё странная сказка. Странная и страшная. И я не хочу в это верить. Я пока не могу ничего понять.
Я спустилась, слыша, как где-то в другой комнате громко кричит Йорик. Плачет, что-то приговаривает, выкрикивает: «Нет-нет-нет!..» Я бы так кричала сама, только я не верила.
– Что произошло? Скажите мне. – Я подошла к другому мужчине, он тоже зашел в дом.
– Не знаю. Говорят, загорелась машина на ходу. И отказала электроника, не смогли выйти.
Я смотрела на очень худое, как будто выжатое лицо друга своего отца. Он так просто это говорит…
– Как это могло быть? Они совсем недавно уехали…
Он вздохнул и развел руками.
– Ужас. Я же говорю – ужас. Все под Богом ходим. Я поэтому церкви строю, а Толя картины собирал. Разница есть? Я ему всё время говорил: «Хватит тебе уже кормить этих бездельников, храм лучше построй, а он…» Но вообще ужас, да. У Юрки-то, считай, родственников нет. У Ольги отец умер, мать болеет, то ли в психушке живет, то ли в доме престарелых… И у Толи оба родители престарелые, или уже похоронил… Так как-то… – Друг отца говорил быстро и как-то невнятно, вроде говорил, а вроде и нет, не договаривая слово до конца, вдруг останавливаясь посреди фразы, словно забывая, что хотел сказать. – Что с пацаном делать… пока непонятно. Ну ладно, пристроим в хорошее место. Проблем много будет – с этим домом, с бизнесом. Всё у Сергеева плохо оформлено… Я юрист по образованию, – объяснил он мне. – Так что знаю, что говорю. Ну, как вас… Маша, да? Я вам сразу скажу: там так всё оформлено… Вы особенно ни на что не рассчитывайте.
– На что? – не поняла я.
– Ни на что. Оставьте мне свои координаты, я сообщу вам. Тут вот, кстати, сразу можно подписать, так проще будет… чтобы потом вас не искать…
Он быстро отошел куда-то, вернулся с листком белой бумаги и ручкой.
– Вы лучше напишите сразу, что не претендуете ни на что, – проговорил он так же быстро и негромко, но уже достаточно внятно. – Я там насчет вашего родства что-то слышал… Просто, знаете, чтобы проблем не было. Выяснять там… В общем… Пишите. Вы садитесь, чтобы удобнее вам было.
– А что писать?
– Я, такая-то такая… Вы же не Сергеева?
– Нет.
– Ну вот. Я ведь говорил… – Он сказал это не мне, а второму, полному, тому, кто недавно тряс меня за плечи. – Так что девушка и не родственница…
– Я дочь Сергеева.
– Хорошо-хорошо… Вы не волнуйтесь только. Вот как дочь и напишите: «Отказываюсь от наследства…» На всякий случай, вдруг вы и
