И время остановилось - Кларисса Сабар
– Связь мы потеряли, как это часто бывает. Но году эдак в восьмидесятом пришло от Дины письмо. Благодарила за все, что мы сделали для них в войну. Ариэль незадолго до того скончалась, успев заново устроить жизнь – сошлась с каким-то фотографом.
– Городок-то наш уже в сорок пятом зажил мирно. Тардье вскорости после гибели Шарля уехали, кожевенный завод закрылся. А вот Мари с Леандром после войны всего лет двадцать прожили: ее в пятьдесят два рак сгубил, его в семьдесят пять – сердечный приступ. Готье на пенсии решил из Шатийона уехать, попутешествовать.
– Страсть как хотел, да. Было бы глупо его отговаривать. В итоге он в Кении и умер – от желтой лихорадки. А Марселина с Нестором до старости дожили, девятый десяток разменяли. Умерли незадолго до твоего рождения, Лиза.
– Как же мне жаль, что вам столько всего пришлось пережить… И как только сил хватило?
Ненетт мне улыбнулась:
– Мы любили друг друга. Любовь – она что угодно вынести помогает.
Обессиленные, мы ненадолго примолкли. Потом мама встала и крепко обняла деда. Я к ним присоединилась. Потом Аннетт.
– Жизнь-то, глядите, все по местам расставила, – пробасил растроганный Лулу. – Мне вот посчастливилось самой чудесной семьей обзавестись.
* * *
– Мама, смотри! Мы сделали селфи «Полароидом»!
Вечером следующего дня, когда у Чик-Чирика вовсю бурлил день рождения Тима, сын сунул мне под нос свежий снимок: он и Милли. Приглядевшись, я расхохоталась так, что чуть не расплескала вино: на заднем плане был виден Лулу, состроивший несусветную рожу.
– Платье не залей! – всполошилась Полин, выхватив у меня бокал. – Испортишь ведь такую красоту!
Кажется, я еще ни разу в жизни так долго не выбирала наряд. После заслуженного сна до обеда я битый час примеряла разложенные на кровати кофточки и юбки. В конце концов Лулу с мамой вынесли вердикт: платье Аурелии – то, что надо! Оказывается, это сокровище осталось в семье благодаря бабушке. После гибели Аурелии Леандр с Мари так и не решились избавиться от ее вещей. Так все и пылилось в шкафу, пока бабушка не сунула туда нос. Часть одежды истлела, часть раздали, но это платье ей особенно приглянулось. Никто из родни не возражал, вот оно и уцелело.
– И впрямь, тебе оно дивно идет, – восхитилась мама, сидевшая справа от меня. – Глаз не отвести. Вон и Руди пялится не мигая!
Покосившись на дальний конец стола, я увидела, как Руди, покатываясь со смеху, слушает какую-то дедушкину байку. Видимо, почувствовав, что его разглядывают, он чуть повернул голову и одарил меня ослепительной улыбкой, когда наши взгляды встретились.
– Mamma mia! – всплеснула руками Полин, притворно обмахиваясь. – Гляди, такими темпами ты раньше меня забеременеешь!
Тут я вспомнила, что с утра она отправила мне сообщение: они с Мехди наконец поговорили по душам. Обещала вечером изложить в подробностях.
– Кстати, ты мне вроде собиралась что-то рассказать?
Полин просияла:
– Помнишь, я боялась, что он после работы к дружкам или к любовнице бегает? Так вот, ничего такого! К психотерапевту он мотался! У них с отцом вечно были ссоры, тот требовал от него много. Вот Мехди и боится, что не справится с отцовством. Но он над этим работает.
Я искренне обрадовалась:
– Ух ты, как я рада, что у вас все сдвинулось! Теперь могу признаться: я бы жутко расстроилась, если бы вы разбежались. Вы ж такая классная пара!
– Это твой дед классный, Лиза! Помнишь, они тогда в саду секретничали? Так вот, об этом и был разговор. Если бы не Лулу, Мехди, может, и не решился бы со мной откровенно поговорить.
Разговоры стихли, когда Чик-Чирик вынес огромный торт с десятью свечами. Тим, ошарашенный, втиснулся между мной и мамой, а все кафе грянуло:
– С днем рождения!
Сын задул свечи, загадал желание, а потом шепнул мне на ухо, о чем попросил: чтобы я завела себе «любовника». И так выразительно покосился на Руди! Затем принялся разворачивать гору подарков: ролики, два тома «Гарри Поттера» с иллюстрациями, специальный микрофон для караоке, чтобы с Лулу горланить песни, две настольные игры, кассеты для «Полароида» и мяч с эмблемой сборной Франции. Дед откопал своего старого «Буффало Билла» и добавил к этой впечатляющей куче даров. Жизнь в десять лет – сплошные маленькие радости и нехитрые удовольствия.
После этого Чик-Чирик устроил музыкальную викторину, и в кафе стало еще веселее. Лулу подпевал чуть не каждой песне, Аннетт хрипло надрывалась под Янника Ноа, мы пели и плясали как очумелые, и вечер пролетел под шквал хохота и музыки. В этих стенах, хранящих столько воспоминаний, – ведь здесь когда-то собирались Аурелия, Мари, Леандр и прочие, – на сердце было тепло и радостно. Как же я гордилась своими бесстрашными предками! А с утра сбегала к орешнику, положила там розу и пообещала Аурелии с Антуаном: ваша история никогда не будет забыта.
За полночь, пьяные от смеха и песен, мы повалили из кафе. Аннетт, навеселе, сменила Янника Ноа на Пластика Бертрана и севшим голосом горланила на всю сонную улицу:
– Все клево у меня-а-а… У-у-у-у!
Мы с трудом сдерживали хохот, понимая, что заставить ее замолчать все равно не выйдет. Лулу кое-как запихал сестру на заднее сиденье моей машины.
– Да потише ты! – умолял он.
– А что такого? – возмутилась та. – На кой сдалась жизнь, если жить только наполовину?
Руди, посмеиваясь, уже собрался откланяться, как вдруг Тим спросил: а может, Милли у нас переночует? Застигнутая врасплох, я застыла на тротуаре, не зная, что сказать. Руди вопросительно на меня покосился. Я кивнула:
– Э-э-э… конечно, с радостью. Милли всегда желанная гостья.
– Что ж, тогда я не против. Только заберу ее рюкзак из машины. Дело двух минут.
Полин, едва Руди отошел, пребольно пихнула меня локтем в бок.
– Ты чего застыла? А ну беги за ним!
Стыдливо потупившись, я отмахнулась.
– Да ты же слышала, он сейчас вернется. Буду, как дура, за ним сейчас бежать, когда он торопится… Успеется еще.
Лулу, плюнув уговаривать Аннетт поднять заднее стекло, опущенное, чтобы и дальше одаривать нас ее вокальными упражнениями, приобнял меня за плечи.
– Лиза, жизнь ведь слишком коротка, чтобы тратить ее на отговорки. Руди только и ждет от тебя знака, лишь слепой этого не увидит. За счастьем самой гнаться надо, не ждать, что оно с неба свалится. А то через тысячу лет все на месте будешь топтаться.
На миг воцарилась тишина. Его слова попали в самую точку.
– Ого! – выдохнул Тим. – Тысяча лет – это же выше крыши!
Плюнув на раздумья, я рванула к рыночной площади, где припарковался Руди. Когда я подбежала, он как раз захлопнул багажник и держал в руке рюкзачок Милли.
Руди обернулся на стук моих каблуков, а я молча шагнула к нему.
– Это ты, – тихо выдохнул он, глядя мне в глаза.
– Да. Я тут подумала…
Между нами было всего несколько миллиметров. Его взгляд жадно обшарил мое лицо, уголки губ поползли вверх, складываясь в ту самую улыбку, перед которой я долго не устою.
– О чем подумала? – полюбопытствовал он.
Что хочу тебя поцеловать, прямо сейчас, немедленно.
– Что нам, наверное, стоит… это… поговорить.
Осознав всю глупость сказанного, я отвернулась, пряча пылающие щеки. Бесполезно: башня, празднично подсвеченная, окутывала нас мягким сиянием.
– Забавно, – лукаво протянул Руди. – А я вот думал о нашей первой встрече. Помнишь, в аптеке? Ты тогда спросила…
Я не дала ему договорить:
– Почему я никак не решу – то ли убить тебя хочу, то ли поцеловать?
Руди шагнул ближе, властно положил руку мне на затылок. От его прикосновения внутри все затрепетало.
– Лично я предпочел бы второй вариант. Если, конечно, ты больше не считаешь, что для тебя это «слишком рано».
Сердце зашлось в бешеном ритме, когда наши губы соприкоснулись. Одно сладкое мгновение – и я зажмурилась, млея от нежного, пьянящего тепла, разлившегося внутри, – сперва робко, потом все жарче, лихорадочнее, сбивая дыхание.
– Ну и что теперь? – прошептал
