Почтальонша - Франческа Джанноне
Чаще всего Анна слышала от нее одни и те же слова: «Спасибо», «Прошу прощения», «Если вы не против…». По общему мнению, она была «очаровательна». Но, по мнению Анны, ее вечная кротость и послушание были признаком слабости характера, чрезмерной уступчивости.
Она была озадачена, например, когда Мария объявила, что если Роберто не пойдет в университет, то и она не станет поступать.
– Я могла бы работать секретарем на винодельне… Главное для меня – быть рядом с ним, – сказала она с обезоруживающей улыбкой, глядя на Роберто глазами, полными любви. Анне казалось, что эта девушка все время подстраивается под ее сына, словно сделана из глины.
– Ты ошибаешься, – возразил Роберто в тот единственный раз, когда Анна подняла эту тему. – Мария совсем не такая, как ты говоришь. Она сильнее и решительнее, чем ты думаешь. У нее особая сила, которая происходит из спокойствия и мягкости. Я бы хотел, чтобы ты дала ей возможность раскрыться перед тобой. Сделай это для меня, пожалуйста.
С тех пор, исключительно из любви к сыну, Анна не только запретила себе высказывать вслух любые мнения о Марии, но и постаралась замечать в ней все хорошее. В конце концов, что-то хорошее в ней непременно должно быть, раз Роберто в нее влюбился…
Она уже собиралась добавить в ступку кедровые орешки, когда услышала голоса: пришли Антонио и Агата.
– Нет, не закрывай, Томмазо паркуется, – говорила Агата Роберто.
Антонио заглянул на кухню и весело поздоровался.
– Что ты вяжешь? – спросил он с любопытством, садясь рядом с Джованной.
– Летнюю хлопковую шаль…
– Ты просто молодец! – сказал он.
– Она с каждым днем становится все искуснее, – вмешалась гордая за подругу Анна.
Входная дверь закрылась, и сразу послышалось веселое щебетание маленькой Джады, которое сопровождали одобрительные восклицания всех присутствующих.
– Какое прелестное платьице, – отметила Мария.
– Красивое, правда? Это я ей купила, – похвасталась Агата.
– Тебе нравится платье от бабушки? А, папина любимая малышка? – добавил Томмазо.
Джованна улыбнулась, отложила вязание и направилась к девочке.
– Как вкусно пахнет, – сказал Антонио и сунул палец в ступку.
– Эй! – возмутилась Анна. – Попробуешь еще раз, и я тебе его растолку, этот палец!
Хихикая, Антонио отправил палец в рот.
– Потрясающе… Впрочем, как всегда.
Потом он сложил руки на столе и уставился на Анну. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы заметить, что на ее запястье больше нет часов.
– Почему ты их сняла? – спросил он, нахмурившись и указывая на запястье.
Анна замерла.
– Они сломались. Этот шарлатан-часовщик не смог их починить. Надо бы решиться и купить новые, но я хочу… те, – ответила она.
– Тут девочка, которая хочет поздороваться с тетей Анной, – перебила их Джованна, появляясь на кухне с Джадой на руках.
– Кто это тут у нас? – улыбнулась Анна, продолжая работать.
Агата ворвалась на кухню.
– Вода уже кипит? – обеспокоенно спросила она.
– Я ее еще не ставила, – ответила Анна, не отрывая глаз от Джады.
– Ясно. Сама сделаю, – вздохнула Агата с видом человека, которому приходится думать обо всем. И привстала на цыпочки, чтобы снять с полки большую кастрюлю.
Сели за стол в восемь: Анна поставила в центр дымящуюся супницу с трофье аль песто, а Антонио разлил по бокалам «Дона Карло».
Роберто и Мария сидели рядом и время от времени украдкой целовались. Джаду усадили в высокий стульчик рядом с Агатой, которая кормила ее с ложечки. С другой стороны стульчика устроился Томмазо, не сводя с дочери восхищенного взгляда. Лоренца села напротив мужа, рядом с Антонио. Анна и Джованна заняли свои места последними. Как всегда, центром внимания была Джада, вызывавшая всеобщее веселье своими выдуманными словечками. «Режик!» – воскликнула она, указывая на нож, а когда Агата отправила в рот первую вилку трофье, выдала: «Зелёновый совус!»
Смеялись все, кроме Лоренцы, которая в тот вечер казалась еще более мрачной, чем обычно. Почти не притрагиваясь к еде, она оглядывалась вокруг, будто прислушиваясь к разговорам, но на самом деле до нее доносился лишь невнятный гомон. Она не могла выбросить из головы вчерашнюю ссору с Даниэле. Это была их первая настоящая размолвка. Как всегда по средам, она оставила Джаду у Анны и на трехчасовом автобусе поехала к Даниэле в Лечче. Тот сидел за швейной машинкой, но, как только Лоренца вошла, бросился ей навстречу, и они слились в поцелуе, вобравшем в себя силу всех поцелуев, копившихся с их последней встречи. Они неистово срывали друг с друга одежду, потом Даниэле приподнял ее, обхватил руками за бедра и прижал к стене. Она обвила его ногами и закрыла глаза.
В пять, за пятнадцать минут до отправления автобуса в Лиццанелло – Даниэле, как обычно, должен был сесть на следующий, – Лоренца взволнованно сказала:
– Слушай, я всю неделю об этом думаю… Давай уедем в Нью-Йорк. Ты и я.
Даниэле удивленно посмотрел на нее и начал одеваться.
– Почему ты так реагируешь? – воскликнула она, пораженная и раздосадованная.
Он надел рубашку, подошел к ней, взял ее лицо в ладони и тихо сказал:
– Как ты себе это представляешь? Я брошу винодельню? И ателье? А твоя дочь?
– Мне важно только одно – быть с тобой, – возразила она.
Даниэле опустил руки.
– Ты не можешь всерьез так думать. О том, чтобы оставить Джаду, я имею в виду.
– Это мой выбор, он тебя не касается.
– Как это – не касается?!
– Да ты просто меня не любишь! – закричала Лоренца. – Вот почему ты не хочешь ехать. Винодельня, ателье, моя дочь… все это отговорки. Если бы ты по-настоящему хотел быть со мной, то согласился бы. Сразу, не раздумывая.
Даниэле отступил на шаг, упер руки в бока и уставился на нее.
– Ты действительно думаешь, что я тебя не люблю? Серьезно?
– Ты это доказываешь прямо сейчас.
– Только потому, что прошу тебя мыслить здраво? Подумать о дочери?
– Да к черту! Знаешь что? Я тебе нужна, только когда надо залезть ко мне между ног.
– Это низко с твоей стороны…
– Я просто говорю правду.
Даниэле замолчал. Пауза, как показалось Лоренце, длилась вечность. Потом он пробормотал:
– Ты опоздаешь на автобус. Иди, пожалуйста.
Надо обязательно увидеться с ним до среды, подумала Лоренца. Интересно, как это устроить… Ничего страшного не случится, если завтра она зайдет на винодельню. Всегда можно сказать, что она пришла поговорить о чем-то с Роберто…
– Мама! – сказала Джада, протягивая к ней ручки. – Мама!
Томмазо поднял девочку со стульчика и поднес к Лоренце.
– А вот и мама, – сказал он, передавая ее.
Лоренца усадила дочь к себе на колени и откинулась на спинку стула.
– Мама, пить, – попросила Джада.
Лоренца не шелохнулась.
– Мама, пить, – повторила Джада.
– Дорогая, малышка просит у тебя воды, – вмешался Томмазо несколько громче, чем следовало бы.
– Да, прости, – пробормотала она. – Сейчас мама даст тебе попить, – сказала она дочери, хватаясь за кувшин.
– Эй, мы готовы, – объявил Роберто, взглянув на часы над камином. – Осталось три минуты.
Он пошел включать радио, и все постепенно расселись по диванам. Кресло у камина, в котором обычно устраивался Карло, осталось пустым. Анна никому не разрешала в нем сидеть. Никогда.
В этот момент голос ведущего, Марио Каротенуто, пожелал радиослушателям доброго вечера.
* * *
Анна четко дала понять: никаких сюрпризов, ужинов или празднований
