Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова
– Седина моя фамильная. А глаз мне в школьном дворе из рогатки выбили. И познание жизни не измеряется её длиной. Вот вы, слышал, профессор. О своих делах и рассказывайте.
Старикан скис.
– К сожалению, всё, что я умею – это производить слова. А вообще, моя главная боль – дети. У вас детки есть?
– Нет.
Профессор грустно покачал головой, а сказал неожиданное:
– Повезло. Я в разводе, и моя единственная дщерь живёт со мной. Мерзкий, я вам скажу, человечек образовался. Откуда? Любил, всё покупал, что просила и не просила, и никакой благодарности.
– На себя оглянитесь. Может не то давали или не к тому месту прикладывали.
– Да уж по косточкам разобрал – не вижу ошибок. Она кричит: «У тебя сердце, тебе воздуха не хватает, сквозняки устраиваешь, а я вечно простужена и нос красный, мужики отворачиваются, и всё из-за тебя». Отвечаю: «Ещё благодаря мне ты на свет появилась, мама твоя рожать боялась, я уговорил». Фыркает: «Напрасно». Старик горестно разводит руками: ну, извини, дитя, за подаренную жизнь. Да, дети – всегда разочарование.
– Сомнительны обобщения, сделанные лишь на собственном опыте.
– Совпадения – мусорный процесс, тоже мало что доказывают. Ну, не буду мешать. – Сосед, кряхтя, поднялся со скамейки. – Врачи советуют больше ходить и ещё деньги берут за подобные откровения.
Блокнот.
Дурак я, дурак. Лучшее, что сумел произвести – сыновья, и тех не уберёг. Один уже не русский, другой вообще никто, а возвращаться не хочет, отвык. Пока маленькие были – жена заботилась, старший в неё пошёл – хваткий, а младший меня скопировал. Надо бы квартиру на меньшую поменять и денег ему послать, Люда согласна, но боюсь пропьёт, дедушкины гены могут взыграть. Да и когда деньги что-то принципиально меняли?
Вопрос завис, а я сижу на солнышке, воробьёв наблюдаю, хочу получать удовольствие. И если бы один такой! Сколько пустых семян носят ветры Вселенной.
Проблема отцов и детей была всегда, но в последние годы расстояние между нами заметно увеличилось. То, что мы с внуками друг друга не очень понимаем, это нормально, идёт слом эпох – технический, социальный, культурный, нравственный. Однако опасаюсь, что внуки не только думают, но и чувствуют иначе. Вот это мне кажется катастрофой. А им, возможно, нет. Они родились, когда пшеничные поля уже стали лесом, и считают, так было всегда, да и чем же плох лес?
Они не будут сравнивать, им пока хватит, а там что-нибудь придумают. Проводному телефону полтора века, но ещё 10 лет назад домашний аппарат считался привилегией. Теперь же мобильная связь повязала всех и вся, даже космос. Кто вчера мог себе представить массовое использование управляемых дронов в военных целях? Один не маленький военачальник, обобщая в своих мемуарах опыт Отечественной войны, писал, что следующая мировая на морях будет вестись малыми судами, главным образом катерами типа торпедных. Ау!
Нет смысла загадывать. «Если хочешь насмешить бога, расскажи ему о своих планах». Человеческий ум, ограниченный от природы, на своей территории границ не ведает, а время безжалостно.
Слова старого профессора о том, что человек сторонится пережитого, особенно негативного, как всякое житейское утверждение, даже претендующее на философскую категорию, не являлется истиной.
Его можно принять с поправкой: сколько ни пытайся выстроить защитный барьер, картинки памяти будут возникать постоянно, вызванные случайным словом, звуком, запахом. В конце концов станут существовать отстранённо, вроде как и не твоя это была жизнь, а чья-то чужая, нелогичная и даже бессмысленная.
Облака подтаяли, солнце опять взялось пригревать, и седой мужчина вернулся к внутреннему лицезрению прошлого.
Больше всего на Донбассе нуждались в строителях, но требовались и другие работники налаживать порушенный быт. Все получали удвоенную зарплату и рисковали жизнью. Финансиста взяли охотно: считать деньги требуется везде, даже на войне. На освобождённые территории возвращалась мирная жизнь, хотя снаряды с вражеской стороны прилетали регулярно. В Мариуполе разнесло стену местного банка. Здание успели подлатать, ждали специалистов восстанавливать инфраструктуру.
Блокнот.
Не напрасно я столько лет сидел тихо и не высовывался. К другой жизни я не годен. Даже до места назначения не доехал – грузовик нарвался на засаду и получил мину в кузов. Правда, мне «повезло»: остался жив, хотя контужен и на некоторое время вырубился.
Очнулся от удара кованного сапога по ребрам. Меня затолкали в грязную комнату сельской хаты с остатками ломаной мебели и пробитой крышей. Здесь уже сидели, лежали с десяток пленных. Когда-то в пригороде Жданова, так прежде назывался Мариуполь, я гостил у приятеля. Запомнились томаты, которые зрели на задворках чистенького частного домика. Крупные, спелые, сладкие: надкусишь и весь высосешь, только шкурка на ладони и останется. Это точно было не здесь. Здесь нестерпимо воняло, а снаружи непрерывно гремело, часто с пронизывающим нутро свистом.
Сутки мы валялись со связанными проволокой руками под надзором мальца, который время от времени, чтобы не заснуть, стрелял в окно из автомата. Нестерпимо хотелось пить и ещё больше – в туалет. Рядом, голова к моей голове, лежал щуплый парень в военном камуфляже. Он отвлекался декламацией стихов Анри Ренье.
Приляг на отмели. Обеими руками
Горсть русого песку, зажжённого лучами,
Возьми и дай ему меж пальцев стечь…
Тогда, не раскрывая глаз, подумай, что и ты
Лишь горсть песка…
– Ты кто? – спросил Иван. – Я поэт.
– А как оказался здесь?
– Так же, как и ты. Чтобы себя уважать, надо быть патриотом не только в рифму. Нельзя терпеть противоестественное. Чудовищно уничтожать себе подобных. Каждый рождённый и уходящий так же уникален, как ты сам. Жизнь, хрупкий подарок небес, надо лелеять и оберегать. Каждая маломальская страна под лозунгом «защиты» территории и собственных нравственных
