Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова
Но всё это время я же кем-то был? Или так никем и не был? Попади я под машину или умри внезапно от инфаркта, завтра меня заменит другой человек, и дыра в мироздании быстро затянется. Уверен, что таких большинство. Без середнячков, не способных генерировать креативные задачи, можно бы запросто обойтись, но кто-то должен шить творцам штаны, жарить котлеты и выдавать гонорары. Значит, я тоже нужен.
Люда говорит, главное – родиться, остальное мелочи. Похоже на правду. Страшно подумать о биллионах нерождённых. Все эти Пушкины, Моцарты, Сидоровы, оставшиеся спермой… Даже вспомнить нечего. А я приглашён на жизни пир. И по усам текло, и в рот попадало. От боли корчился, и от радости кричал. К высоким рубежам не стремился, к чужим успехам зависти не испытывал, как и любопытства к личному пути публичных людей, которых постоянно полощут по ТВ. Плыл по течению. Не без порогов и водоворотов, но с вполне приемлемыми результатами. Конечно, приходилось делать выбор, но мы совершаем его каждый день: съесть на завтрак овсянку или омлет, пойти с подругой в кино или с приятелями в пивную, купить книгу или блок сигарет.
Прожил отпущенное время нормально, ключевое слово «прожил». Причём всё глубже и глубже осознаю, что ни ада, ни рая не будет, если не родишься и не настанет время умереть. Между двумя сакральными словами – целая жизнь, набитая всякой ерундой.
Но откуда пришло это желание убедить себя в праве на существование? Неужели вдруг проклюнулась потребность нового? Странно. Тем более, что и как надо изменить, неизвестно, да и хочу ли я, на самом деле, поворотов, которых всегда избегал?
Тетрадочку он спрятал, но успокоение не наступало. Голова гудела, мысли пересекали друг друга, не успевая оформиться. Сон отлетел совсем. Не надо было пить пиво за ужином.
Будильник вернул его к привычным будням и испытанным путям. Всё, как всегда, лишь течение времени с каждым годом заметно ускорялось, общественное поле насыщалась конфликтами, гражданская война, которая тлела на Донбассе, стала объявленной. Россия виделась ему в образе есенинский лошади, «загнанной в мыле, пришпоренной смелым седоком». Седоку виднее, и право имеет, и резон, а тошно. Бывший бухгалтер по привычке, укоренённой мамой, потянул с полки книгу: «Полтава». Два века назад наш национальный гений и пророк, назвал предателей своими именами. И даже если нынешнее смертоносное действо закончится для всех относительно удачно, ущемлённые амбиции народа, обитающего «у края», всегда будут будоражить кровь. Поляки тому пример.
Через пару дней утром, по пути на работу, новоиспечённый кассир вытащил из почтового ящика повестку: ему надлежало явиться в качестве офицера запаса в военкомат во исполнение указа о частичной мобилизации. Не удивился, не испугался, скорее обрадовался, что не надо спешить в магазин, тем более возвращаться домой, где сейчас Люда наверняка опрыскивает дезодорантом его домашние тапочки.
Приказ он воспринял как избавление от всего лишнего, попутно нажитого, что не отлипало долгие годы, а сбросить не хватало решимости. Однако, отстояв очередь в военкомат, Иван узнал, что повестку ему направили ошибочно: финансовые работники от призыва освобождены, да и возраст под завязку.
– Как? – опешил обладатель заветной бумажки. – Я больше не работаю в банке!
– Значит наши сведения устарели. Но вас уже исключили из списков.
Вместо того, чтобы галопом бежать прочь, он почти закричал:
– Не хочу! Я жаловаться буду!
Военком с любопытством посмотрел на льготника. Энтузиастов хватает, патриотов больше, чем уклонистов, бывает, молодые и старые соблазняются невиданными прежде деньгами, каких не заработать иначе, как только игрой со смертью. Этот не похож. А как реагировать на жалобы, имелось указание сверху.
– Можете заново оформиться добровольцем. Третий этаж, комната 305.
Отставленный рванул наверх. С этого момента его жизнь, как и жизнь сотен тысяч россиян, разделилась на две неравные части. В первой ничего примечательного не происходило. Вторая вместила то, о чём хотелось забыть и не вспоминать никогда. Возбуждённый новизной, он не успел осознать, что смотрит в глаза перемене участи. Но судьба крепко взяла в свои руки невидимые миру вожжи, а куда направит возок, гадать бесполезно. Когда-нибудь всё узнается.
2
Лицу стало прохладно – большое облако заслонило солнце. Седовласый приоткрыл глаз и увидел, что в потайной угол сада шаркающей походкой направляется старикан в меховой шапке. Ондатровой. В советское время такие можно было достать исключительно по блату.
– Василий Иванович! Друг мой! – восторженно завопила шапка. – Вот вы где!
«Друг» помахал рукой и возражать по мелочам не стал. Василием Ивановичем был дед, а его мама назвала Иваном в честь мужа, хотела сделать приятное тому, которого одного любила больше книг. Получился Иван Иванович Иванов, чего уж проще.
– Погодка-то какая! – продолжал сосед по лестничной клетке, предлагая радоваться вместе с ним. – В такую погоду жить хочется! – И, снизив пафос, добавил: – Впрочем, жить хочется всегда.
Седой любил дождь. Дождь дарил спокойствие, отгораживая от ужасов мира. В детстве, когда родители ссорились, он укрывался в платяном шкафу, забивался под кровать или втискивался в узкую нишу между пузатым холодильником и стиральной машинкой. Потом это роднило его с Машутиком. Сейчас раздражала наглость старца, который без спроса плюхнулся рядом и распугал воробьёв. Ещё не отдышавшись, сосед поспешил начать разговор.
– Известия смотрели?
– Не имею привычки.
– Ну да, всё одно и то же. Война. Мне объясняют, а я не понимаю. Зачем? Мы что, плохо жили? За границу в отпуск ездили. Самое ужасное, что гибнут люди. С обеих сторон. Говорят, наших пленных даже пытают. Как это возможно? Киевская Русь, князь Владимир, славяне… И братоубийство!
– Не рассуждайте о том, чего не знаете, – почти зло сказал седой.
Старец удивился:
– По телевизору с утра до ночи показывают, в подробностях.
– Там много чего показывают. Доверять можно только тому, что видел сам, и то случается обман… – Думаете врут?
– Ну почему врут? Просто говорят то, что толпа способна переварить.
– Да я и сам кое-что помню, постарше вас, хотя и не такой седой. У меня отец в Отечественную дошёл до Будапешта. Не любил рассказывать, только иногда, за бутылкой. Человек вообще интуитивно сторонится пережитого. Что там? Несбывшиеся планы, упущенные возможности, неутолённые желания. Всё это грызёт и отравляет жизнь. Конечно, пить и курить вредно, но вино обладает милосердным свойством – оно усыпляет
