Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова
Есть категория мужчин, для которых существа противоположного пола представляются игрушечными машинками. Разбирают на детали, стараясь понять, как женщины устроены, почему говорят так, а не иначе, думают одно, чувствуют другое. Веками им долбят мудрецы, что загадка не откроется, но число пытливых умов не убывает.
Иван любопытством не маялся. С молодости имел нормальное влечение к женскому телу и в удовольствии редко себе отказывал. Недавно подвёз на своей машине от офиса к супермаркету жену управляющего, завязался роман. Дама оказалась приятной во многих отношениях, правда, красотой не отличалась, хотя из женских салонов не вылезала и денег на шмотки не жалела. Любви отдавалась до обморока и ничего не требовала, не навязывалась, ждала сигнала. Иногда встречались накоротке, где-нибудь за углом. Любовница обнимала крепко, прижимаясь всем телом. Её жар проникал сквозь пиджак и был отчаянно зовущим в бесконечную даль, прекрасную своей неконкретностью. Так он насыщался нежностью даже без обладания.
Это сильно отличалось от близости с женой, которая, как ему казалось, не столько его любила, сколько хотела иметь. К тому же в новом адюльтере присутствовала изюминка мести начальнику. Однако бухгалтер мстительных чувств был лишён напрочь.
Связь длилась, принося удовольствие обоим, пока не вмешался случай. Людмила сообщила, что едет за город к подружке, поэтому к обеду его не ждёт. Воспользовавшись тем, что начальник отправился на Неглинную в Центробанк, бухгалтер улизнул с работы и привёз любовницу к себе домой.
Когда слишком много лжи скапливается в ограниченном пространстве, доминантой становиться правда. Он застал в супружеской постели Люду с управляющим. Между тем голый начальник, увидев в дверях жену под руку с подчинённым, закричал, скорее от неудобства положения, чем от гнева:
– Ничтожество!
– А твоя жена так не считает, когда я её трахаю, – сказал недавно повышенный бухгалтер и почувствовал противный вкус во рту, словно жабу проглотил. Вот уж не думал, что способен предать женщину.
Обманутый босс взревел громче:
– Уволен!
– Конечно, на что ты ещё способен, рогатый болван!
Ему очень хотелось дать начальнику в рожу, но чужая жена хватала за руки. Тогда он ударил по щеке Люду, вскользь, пальцами, и снова ощутил себя дерьмом. Когда остались вдвоём, спросил устало:
– Не девочка. Сыновья в армии отслужили. Куда тебя понесло?
– Ты изменяешь, а мне нельзя? Хотела чувствовать себя женщиной. И он обещал сделать тебя своим помощником…
– О! Ну ты совсем идиотка.
– Прости!
– Простить? Вот уж нет!
Он оживился. Терпел много лет, бросить жену не было ни смелости, ни повода. Знал, что просто так она не сдастся, будет протестовать, рыдать, звонить родителям, знакомым, жаловаться – какой муж подлец. Возможно, он не всегда был к ней справедлив. И дети… Впрочем, по-честному, дети не слишком его занимали, но он чувствовал ответственность за тех, кому дал жизнь, получая удовольствие. Теперь дети выросли, наловили рыбки в мутной воде девяностых и рванули за границу, поверили, что главная цель жизни – потребление.
В общем, измена жены оказалась как нельзя кстати. Он подал на развод и получил заветный штамп в паспорте, но жить экс-супруги продолжали в одной квартире, не спеша затевать размен, хотя и по разным причинам. Он терпеть не мог перемен и возмущался, когда в соседнем магазине вдруг меняли место товаров на полках. А тут – новый дом, новая улица, новый пейзаж в окне, ночью, не зажигая света, до туалета не дойдёшь. Она же с ужасом думала, что придётся делить кастрюльки, постельное бельё, посуду. А стиральная машина, холодильник – это как? В конце концов изменение образа домашнего быта супруги приравняли к размену. Он спал на диване в кабинете, получку оставлял себе, ел в кафе и ресторанах. Она устроилась в спальне, продолжала тщательно убирать все комнаты (кроме той, куда отныне вход ей был запрещён), мыть окна и вести хозяйство. По вечерам приглашала бывшего мужа выпить чаю с пирожками, а иногда и поужинать. Поначалу он отказывался, а потом привык и стал подбрасывать деньжат, а то и сам покупал продукты. Так и жили они немного странной жизнью, которая обоих устраивала, потому что не требовала ничего разрушать.
Главное, он стал безразмерно свободен, свободен так, как ещё совсем недавно невозможно было представить. По выходным, если хотел – спал до обеда, ел варенье до тошноты, пил пиво прямо из бутылки, читал сутки напролёт, пока увлекательная книга не заканчивалась, мог выйти из дома в ночь, когда люди ложатся спать, а ему вдруг захотелось-прогуляться, и уже не требовалось спрашивать разрешения и докладывать, куда лежит путь.
Ситуация выглядела настолько сказочной, что он боялся однажды проснуться на кухне, в переднике, с полотенцем в руках над горой мокрой посуды.
Нет. Уже нет. Жизнь переменилась. Ему такая форма существования нравилась ещё и тем, что позволяла не обмениваться с женой информацией. Молчание надёжно огораживало его личное пространство. Люда боялась лишний раз рот открыть, довольная уже тем, что осталась рядом, а там потихоньку, глядишь, всё утрясётся и вернётся к старому.
Между тем из банка его, конечно же, уволили с такой характеристикой, что по специальности не устроишься. Не гордый, пошёл кассиром в сетевой продуктовый магазин рядом с домом. Коллектив сплочённый, нацеленный на прибыль, сообразительным служащим директор приплачивал за мелкое жульничество вроде удвоения товара на кассе, завышения сорта или веса. Правда, пенсионеров не обманывали, женщин тоже – они обычно чеки проверяют, а мужчины редко, особенно молодые, у них голова другим занята, да и деньги считают плохо.
Большинство работников магазина – мигранты из бывших советских республик Средней Азии. Жили интересами землячества, решали свои проблемы, общего оказалось мало. Но потребности в общении никто не отменял, тем более, что и дома, его же стараниями, трубы иерихонские смолкли. Тогда он научился мысленно, с условным или даже конкретным оппонентом, обсуждать события, идеи, спорить, анализировать проблемы, при этом обязательно искал точные выражения, словно готовился писать отчёт. Но тягучая серость будней была всё той же, что окружала его в банке. Параллели с прошлым тоже радости не добавляли. Возникали соображения, которых прежде бухгалтер сторонился.
Блокнот.
Мне исполнилось 49. Почти полвека. И что? Уже много лет каждый день похож на предыдущий: завтракаю яичницей, пью растворимый кофе, размеренно, как советуют телеврачи, жую бутерброд с кисловатым «российским» сыром, иду на работу
