Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный
– Праыхоыжый атаайдии, праахожий не мешаай, я всё раавно юбьюую ейёо каагда-нибуудь…
Тюленев поёт клёво, как бы прирастая к микрофону, но не разжимая зубов сильно, для весёлого, дразнящего дрожания вокала. до сих пор я только слышал название его группы, причём уже не только от Николаева и Просвирнина, эффект «звук вокруг» в подвале Московского городского психолого-педагогического института был создан «Цокотухой» весьма быстро и неожиданно. залетела она в него только сегодня, и уже за окном полуподвальным – толчея девчонок, сидят на корточках.
я знаю только то, что мы в «Безумном Пьеро» пытаемся быть похожими то на RHСP, то на Stooges (из-за саксофона), правда, последних я вообще не слушал ни разу. это всё Николаев и его фонотека-эрудиция. он обожает Nine Inch Nails и марлОна мэнсОна. Николаев в «Свалке» уговорил Просвирнина, вокалиста «Пьеро» и техработника радио БиБиСи – выйти на небольшую выгнутую сцену босяком. Николаев и сегодня босой – лето на дворе. мелкокудрый, как Джимми Хендрикс (или нынешний Илья Варламов) с копнищей волос, Антон вообще странноват, но очень современный, ориентирующийся и в альтернативе, и в акционизме чел.
девчонки в разнообразных, но одинаково лёгких сарафанах сидят у оконной нашей ямы, не заботясь о невидимости того, что за коленями – им понравилась льющаяся снизу вверх, как тёплые потоки воздуха, музыка, они вслушиваются в явно модный голос, но увидеть лиц играющих не могут. зато мы видим их ляжки и полупрозрачно-кружевные трусики. лето, сближение подвалов и дворов… я даже знаю, что басиста зовут – шАра. его бас – тоже «Вошборн», только чёрный, но форма дэки вполне соответствует идее тюленевской гитары. длинный верхний рог, обтекаемо загнутый к грифу. грифы и у вокалиста-гитариста, и у басиста – деревянного «нулевого» цвета, но покрыты коричневым слоем махагона, как у меня.
у меня тоже бас «Вошборн», но предыдущего поколения, «Пресижн», санбёрст, поскромнее. у Шары – джаз-бас, два звучка, активных, на батарейке «кроне». всегда обращаешь внимание на инструмент, в роке это физическая часть выступающего – с ней он либо срастается – и в восприятии тоже, либо борется, разбивает, распадается как образ, слишком часто меняя гитары. нужно найти свой стиль, свою форму гитары, свой звук. рок это поиск индивидуальности в предельно общем, заведомо громком и потому недифференцированном звучании. либо переорать, либо, как Тюленев – вщекотать в гранжевые мажорные волны своё обаяние вокала, лишь немного и лишь посвящённым напоминающего Эдди Веддера, да и то не с каждого альбома Pearl Jam’a. рядом со мной на корточках в импровизированном партере – барабанщик моей группы, мОтя. ему часто нечего делать, он уже не учится в нашем институте, но репетировать и тусоваться на Сухаревку приезжает, благо что ему с «Алексеевской» близко. он ушёл работать в бизнесА, очки продаёт, линзы возит… вот он-то, Мотя, и сказал, глянув на меня с характерной своей хмельной иронией, выходнув пивком:
– Пёрылл джЭмм так и прёт…
барабанщик Мотя никакой, и знает это. его жизнь у группе «Отход» – это наши длительные прогулки с пивной эстафетой, от «Ленинского Проспекта» до «Алексеевской», по весне, от ларька к ларьку, от «Бочкарёва» к «Будвайзеру», да концерты раз в месяц в гранжевых обоймах по клубам. собираем человек двадцать – уже хорошо, иногда зарабатываем на струны и барабанные палочки… Мотя ревниво глядит, как Вик заколачивает в его бочку (установку Мотя купил у Лёши Касьяна за двести баксов) сильную долю и добавочные альтернативные фишки. да, так эта установка ещё не звучала. вот это драммер! Вик (Vic Firth тут в рифму, барбанных палочек мастер) глядит вызывающе, самый силовой сотрудник в группе – хоть и бледноватая кожа, но мускулы внушающие. и карие, почти яростные глаза, хотя музыка-то предобрейшая. долбит так уверенно и пафосно с виду, будто он Бонэм.
Тюленев под мощную ритм-секцию, – пока Шара прочёсывает медиатором все квинты на четырёх струнах, а Вик грохает, как Грохл, – эротично рисуется перед микрофоном, словно целуется, но не с ним, а с теми девчонками за окном. причём от одной сразу переходя к другой. лицо Тюленева, равно как и все его движения перед микрофоном нисколько не прямолинейны (Джои Рамон, вокалист Ramones так стоял наступательно, подчёркивая руками направление длинного носа – сравнение такое просится потому что есть в Диме что-то и от Джои, долговязость и нескладность длинных рук). он шагает невысокими но с высоченной подошвой серебристыми «камелотами» как бы вразвалочку или как неваляшка. и всё это перетаптывание для очередной вокальной ноты, которую он пьёт наоборот из микрофона, выдаёт, выливает – не репетиция будто, а студийная запись.
эффект внушающий: сколько мы сами тут не репетировали, а столько девчонок за окном не собирали. там, за входом, за крыльцом обычно курят, но всё равно, заглядывали к нам пара-тройка. а сейчас там в два ряда сидят. и поёт наш подвал про девочку, которая летает куда-то… песня, другая, третья – мы даже не хитрые, дразнящие слова слушаем, мы завидуем сыгранному монолиту, стилю этого трио. и, конечно, узкий ремешок у Тюленева «Фендер», таким талантам полагается. хотя с «Вошборном» и странно смотрится. приятно, что наш андеграунд-подвал дожил до репетиции настоящей группы, не рассыпающейся на вкусы, предпочтения. конец девяностых, конец безвременья – но так сладко в нём внимать и выступать!..
«Цокотуха» – и продюсершу свою имеет, видимо, вот она сидит в джинсовой крутке и светлом сарафане, такая модная и взрослая, под тридцатник. не очень красивая, красноватокОжая, но явно понимающая толк в роке современном. на неё косится Николаев. в перерывах между песнями, пока Мотя стыдливо намекает Вадику, чтоб не пробил бочку насквозь, Антон знакомит нас – вот она-то, Юля, и устроила концерт в «Даймонде». а скоро, говорит знакомясь, и на Украину, в гастроли уедет «Цокотуха».
в сущности, мои познания в гранже к девяносто восьмому были вполне энциклопедическими, благодаря здесь же, на Сретенке купленной в старом букинисте книге «Нирвана и саунд Сиэтла», по наводке Николаева, после репетиции. но любимыми из действующих стали резко, хоть и запоздало Pearl Jam, за какую-то русскую задумчивость и фолковАтость, хотя и быстрый, хлещущий новизной и тем самым, самым мажорным саундом Сиэтла «альбом c верблюдОм» – потрясающий.
