Контузия - Зофья Быстшицкая
Все это было раньше, и все было позже, только хронология ничего не облегчает, впрочем, по мере работы над этой книгой я уже перестала о ней заботиться, добросовестно оговаривать все отступления, как раньше. Не случайно я определила ее в рабочем порядке и совершенно интимно «свалкой», хотя название будет совсем другое, только кто знает, не останется ли — для информирования замороченных читателей — и это слово. Только примерно в пределах сотой страницы рукописи, в момент какой-то повседневной суматохи, далеко от текста и от моих стен — при каких-то совсем иных обстоятельствах, занятая бог весть чем — я вдруг изменила название, обозначенное в издательском договоре и для себя. И так и не знаю, его ли я когда-нибудь поставлю на обложке. И так же, как точка зрения от себя к себе, представленная здесь, так и эта неуверенность в назывании того, что я делаю, случается со мною впервые. И как новичок, я вынуждена во время описания душить элементарное сопротивление, вероятно незнакомое коллегам, которые всегда пишут о себе. Но несмотря на все, книга эта является именно свалкой, куда я швыряю все, что от меня отпадает. Это, наверное, годится для того, чтобы я не слишком уважала то, что преображаю в объективные факты, что происходит без ширм для постороннего взгляда, ради книжного существования. Никогда я так не ломала себя каждый рабочий день, месяцами, от зимы до зимы, как сейчас, вот здесь. Никогда не думала, что отрешаться от лжи — такой трудоемкий процесс, чисто физический. Теперь-то я знаю, что безумством было браться за такую тему — документ, нагромождение обломков сознания на осыпи. Но уже поздно расписываться в подобном открытии и предпринимать несвоевременный камуфляж намерений, ведь приближается другой этап моей истории, более внешний и упорядоченный.
А пока что возвращаюсь ко вторнику, который у меня затерялся в бездорожье очередного отступления. Это обычный день заседаний партбюро, а после разговора с адъюнктом о положении в Институте, где отняли места у больных, что же мне оставалось еще делать, как не ждать? Подобное негативное состояние легче переносить на людях, это гарантирует несколько часов мнимого бесчувствия. Ожидать чего-либо — умение, основанное на определенных правилах, им надо овладеть, говорила я себе, я на верном пути, только вот где я должна находиться, какие частицы складывать в терпение, чтобы овладеть искусством пассивности? В этот очередной день я решила совершить экспедицию на другой конец города, я же обещала, что буду там, потому что суеверно хотела снять чары с этого оцепенения и так вот заявить о себе, в тайне уповая, что на заседание уже не успею. Но день этот наступил, обычный час, надо собираться, более или менее привести лицо в порядок, на люди все же иду. Все было долгим, утомительным обрядом, привычным действием, лишенным смысла, целесообразность которого исчезала во мне с каждым движением, но я не могла допустить, чтобы я сломалась до конца, потому что тогда ожидать приговор без определения срока, когда его приведут в исполнение, станет дополнительным наказанием, невозможностью осуществлять какой бы то ни было контроль над собой.
Я шла, почти уже в другом состоянии, в иной манере представляя себя, готовая, шла к двери, была уже половина четвертого, так что есть время на всякие фокусы с такси, итак, я шла, словно это был обычный вторник, помимо тех двух, начиная с пробуждения в субботу, я была уже у порога — но тут зазвонил телефон.
Мне сказали, что телефонограмма, спросили, я ли это, я села в пальто, лихорадочно соображая, кому же это я понадобилась, и тут девица с почты передала, что завтра в десять я должна явиться в приемное отделение Института гематологии. Сообщила адрес, проверила мой, нет ли ошибки, и положила трубку.
Вновь я вязну в каменной осыпи описания, а мне хотелось бы воссоздать ту обратимость, сейчас она мне кажется необъяснимой, но, видимо, в химических перепадах восприятия, которые вызывают наши производные реакции, скрывается еще много не открытых в человеке вещей, они-то и бьют по психике, приводя в новое изумление. Поэтому я сейчас не выдумываю ничего более умного, не буду никак расщеплять чувства, которые меня тогда охватили, когда я еще смотрела на телефон, когда потом вышла из дому после наконец-то происшедшей перемены, которая подарила мне несколько последующих часов. Здесь нужны бы синтетические слова — и поэтому я берусь за блокнот, он под рукой, все время меня проверяет, и теперь он будет мне помощью. В тот день я записала, и это была правда, во всяком случае, на остаток дня перед последней ночью, когда человек остается только один, сам для себя, в одиночестве без всякой пощады, без ничего извне.
Тогда я написала: «Что я чувствую? Облегчение. Почти радость. Значит, и этому можно радоваться? Я рада, что иду на операцию с неизвестным исходом, но это все же возможно. Рада тому, что что-то кончится. Какое-то облегчение, что через несколько дней я буду знать. Что бы то ни было, но буду знать».
СРЕДА
Спала я два часа. Спала — это говорит о покое и расслабленности, а тут была дрема, свинец в голове от трех таблеток снотворного, свинец в глазных яблоках, раздирающий веки, я пробивала им экран темноты, но он стоял передо мной, полный призраков, теперь я понимаю, после всех этих ночей, и особенно последней, самой длинной, буквальное значение этого слова, только это иногда и видится, когда ничего не видишь.
И так я рассматривала стену, которой не было, до четырех утра; очнулась в шесть, а встала в семь, не было смысла ворочаться на постели.
Признаюсь все же, что телефонный наркотик — есть, есть такой, взгляните на себя, сколько раз от трубки вы столбенели или приходили в экстаз! Сколько раз на какое-то время она изменяла вашу субстанцию! Так вот, эта приподнятость длилась до самого вечера. Я бодренько уведомила редакцию, чтобы на меня больше не рассчитывали, мне и дела нет, хватит ли материала на какие-то недели в будущем, все знают, что незаменимых нет. Разговоры были деловыми и практическими, потому я и машину попросила на нужный мне час, чтобы отправиться с дорожной сумкой в это недалекое путешествие, хоть и недалекое, но такое отличное от всех других. Я приняла ванну, в который раз проверила весь багаж, посмотрела телевизор, потом глотала таблетки, после каждой ожидая результата, пыталась читать, когда миновала полночь, но тут-то и кончилось
