Ночь, сон, смерть и звезды - Джойс Кэрол Оутс
Нет, понять такое невозможно! Беверли в жизни не слышала ничего подобного.
Это неестественно и ненормально. Обычно вдова становится еще ближе, а не наоборот. Сверстницы Джессалин живут ради своих внуков, умоляют, чтобы им разрешали проводить с ними как можно больше времени, даже при живых мужьях.
Я устала. Услышать такое от Джессалин Маккларен! Которую смерть Уайти не сломила.
Насколько Беверли помнит, мать никогда не жаловалась.
– Твою ж мать!
Чертова стиралка забилась в конвульсиях, взвизгнула, как будто ее душили, и замерла. Все еще на первом цикле. Если Беверли сейчас поднимет крышку, то увидит теплую мыльную воду, в которой квасится куча тряпья. Нет уж, лучше не открывать.
У Джессалин нет времени для своих внуков. Она устала, блин! А мы не устали?
Беверли заслуживала большего, чем дешевое вино за двенадцать баксов, которым Стив угощал гостей, хотя при этом у него в винном шкафу в подвале стояло дорогое шардоне.
Сукин сын. Она хмыкнула, представив себе, как он удивится, обнаружив пропажу нескольких бутылок.
Рассвирепев, он будет винить ее (точно?), а она будет все отрицать. Думаешь, я не знаю, чем ты, блудник, занимаешься?
Начиная с октября, когда умер отец, недовольство Беверли только нарастало.
Поначалу она была охвачена скорбью. С трудом выбиралась из кровати. Почти все время плакала. Потом это переросло в раздражение. Люди с их мелкими проблемами приводили ее в бешенство.
В магазине, стоя в кассу и слыша, как покупатели жалуются на всякую ерунду, она готова была выкрикнуть им в лицо: Вы это серьезно? Вы же ни хрена не понимаете в этой жизни. Еще узнаете, придурки.
Надутые продавщицы в молле, этакие дешевые варианты Бритни Спирс, глазели на складку брюк у нее в паху.
Она окорачивала своих девчонок, позволявших себе снисходительные ремарки в ее адрес.
Ах ты, сучка такая. Ты эти шуточки оставь при себе.
Она приводила их в изумление.
– Папа был такой миляга… Нет больше вашего миляги. Все, забудьте.
(Был ли Уайти Маккларен милягой? Не всегда и не со всеми. Но как правило, да, был.)
(Остановился помочь доктору-индусу… как бишь его? Мурта?.. которого били копы… а в результате избили его самого, еще страшнее. Вот что бывает с милягами.)
Как тут не раскипятиться!
Стив ее уже побаивается. До сих пор она была в его глазах неполноценной, неуклюжей и некрасивой, а сейчас она от него слышит: Бев, что-то не так? Почему ты на меня злишься?
Бев. Она терпеть не может это обращение. Не имя, а что-то оскорбительное, невыносимое.
Когда-то называл ее «дорогая». А сейчас произносит это с оттенком сарказма.
Она сверлит его взглядом. Не отступает. И он еще спрашивает, чтó не так!
– А то ты не знаешь, Стив. – Теперь в ее голосе звучит сарказм.
Думаешь, я не вижу, как ты пялишься на девиц? Вот-вот потечет слюна. Да какая девушка моложе тридцати посмотрит в твою сторону, придурок! Только если ты ей заплатишь.
Вот уж о чем лучше не думать.
Злится на мужа, на дочерей-подростков. Эта злость вскипала в ней годами. Уже и дети от нее шарахаются.
– Солнышко, мама тебя любит. – Наклоняется, чтобы поцеловать дочь, но та увертывается. Никак унюхала запах вина?
Все ее уже достали. Облепили, как сосунки-мартышки. Неудивительно, что груди у нее висят, словно вымена, а ведь ей всего-то тридцать шесть… или уже тридцать семь?.. в общем, еще не старуха, блин.
По дому муж ей не поможет, черта с два. Не моя юрисдикция, сказал он, и ей пришлось уточнять, что он имел в виду. Все эти годы она была слишком кроткой. Но теперь повязка с глаз упала.
Но еще больше она злилась на брата Тома. Придурок похлеще этого. Изображает из себя начальника. Подал в суд на хэммондскую полицию, обвиняя ее в смерти отца! А как насчет ее мнения? Как эта публичность, эти угрозы отразятся на ее детях в школе? Что сделал бы Уайти? А то ты не знаешь!
Он бы уволил распоясавшихся полицейских, дал бы им под зад. Но не стал бы привлекать внимание СМИ. И подавать в суд. Он бы включил свои связи и действовал бы по-тихому. Том желает предать дело огласке… «полицейская жестокость», «расизм»… а Уайти исходил бы из практических соображений.
Судебное дело продвигается, но медленнее, чем хотелось бы. Так ей сказал Том.
Сначала они выдвигают уголовные обвинения. А если их не примут, то подадут гражданский иск.
И на сколько же? На миллионы?
Да, мрачно ответил Том. Даже не сомневайся.
Беверли спросила про двух копов, которые избивали Уайти и тыкали в него шокерами. Они остались на своих местах? Ответ был уклончивый. Не знаю.
Не знаешь? Разве так трудно это выяснить?
Том напрягся. Он терпеть не мог, когда его допрашивают.
Беверли подозревала, что копов никто не отстранил от работы. Может, даже не вынесли им дисциплинарного взыскания. Она не ждала увидеть в свежей газете заголовок: «НА ПОЛИЦЕЙСКИХ, ВИНОВНЫХ В СМЕРТИ МАККЛАРЕНА, ЗАВЕДЕНО УГОЛОВНОЕ ДЕЛО».
Не дай бог увидеть фотографию отца в газете или в «ящике». Какой скандал – Джон Эрл Маккларен был избит полицейскими, которые не знали, с кем имеют дело!
Уайти терпеть не мог тех, кто подавал иски на городские власти, изображая из себя жертв. Зачем мне, покойнику, огромная компенсация? И вам, ребятки, эти лишние деньги ни к чему.
Она слышит отцовский голос, как будто он где-то рядом.
– Папа? Стив забрал мои деньги. Он положил их в чертов банк. Мои деньги!
А зачем ты, солнышко, их ему отдала? Надо было сказать «нет».
– Думаешь, все так просто? Мать-перемать!
Вот это зря. Перебор. Она никогда бы не выругалась матом при живом отце. Его бы это шокировало.
Уайти с женщинами разговаривал как истинный джентльмен. И при жене не сказал бы «фак», даже сквозь зубы.
Уходящее поколение. Уайти любил шутить, что не заморачивается по поводу компьютеров, мобильных телефонов и всяких «электронных гаджетов». Мол, это временное увлечение.
Беверли была немногим лучше. Ничего не знала про новые телевизоры, дурацкие пульты, DVD и прочую хрень. Дети выхватывали у нее из рук какой-нибудь гаджет с криком: Мам, да не так! Вот так!
Гнев, словно желчь, подступает ко рту.
Да пошла эта стиралка куда подальше. Надоела.
Поднявшись наверх, она прополоскала рот и сплюнула в раковину. Кажется, мелькнуло что-то дегтярно-черного цвета.
Налила еще бокал вина. Надо успокоить нервы.
После смерти Уайти она обратилась к психофармакологу в Рочестере, и ей прописали антидепрессант «без побочных эффектов». Вот только алкоголь при этом ей противопоказан.
Прекратить прием таблеток она не может, это привело бы к суициду. Отлеживается в постели и плачет, плачет, потом встает, переедает и набирает лишний вес. В декабре за одну неделю набрала восемь фунтов. Но пить не перестанет: для
