Райгород - Александр Гулько
– Хорошо, – сказал тогда Нюма, – я буду готовиться. Наймите мне репетиторов.
Ему наняли лучших из тех, что были в городе: Андреева по химии, Гельмана по физике, Когана по математике и Фаину Натановну Шкляр по русскому языку. С каждым из репетиторов Нюма занимался раз, а иногда и два раза в неделю. Каждому платили по десять рублей за полуторачасовое занятие. Продолжался этот марафон знаний весь учебный год – с сентября по май. Спонсором марафона был дед.
Несмотря на то что репетиторы делали все что могли, а Нюма честно старался проявлять усердие, чуда не произошло: на Нюмин аттестат зрелости нельзя было смотреть без слез.
Тем не менее Нюма отнес документы в политехнический. На всякий случай приложил к аттестату грамоты и дипломы об участии в футбольных турнирах. В приемной комиссии долго изучали его документы. Посовещавшись, приняли. Хотя председатель высказал сомнение, что юноша наберет проходной балл. Когда Нюма сообщил об этом маме, та нервно сказала:
– Это не твоя забота! Готовься…
До вступительных экзаменов оставалось несколько недель. Нюма распорядился этим временем своеобразно. Собрав учебники, по утрам уходил на пляж. Говорил, что там ему легче сосредоточиться. Что, как ни странно, было правдой. Он там действительно занимался. Уставший и даже обозленный на жизнь, вечером возвращался домой. С остервенением забрасывал в угол сумку с учебниками и включал свой любимый «Пинк Флойд».
– Это еще что такое! – перекрикивая громкую музыку, кричал отец. – А ну, марш заниматься!
– Папа, – убавляя звук, устало спрашивал Нюма, – а ты знаешь, что такое «Вол»?
– Вол – он и есть вол, что тут знать! Бык!
– Неправильно! Вол – это по-английски «стена». «Пинк Флойд» нужно слушать!
– Не надо мне указывать, кого слушать! – взрывался Паша. – Хватит, что я столько лет твою маму слушаю! У тебя экзамены скоро! О чем ты думаешь?!
– Пусть дедушка думает… – устало ответил Нюма и прибавил звук.
На вступительных экзаменах Нюма, к собственному удивлению, получил три «четверки» и одну «пятерку». Конечно, он догадывался, откуда взялись такие оценки, но все равно испытывал нечто вроде гордости. Может быть, его усилия тоже сыграли свою роль… На всякий случай решил уточнить у родителей, в какой степени ему помогли сдать экзамены. Но ни дед, ни мама отвечать не стали. Впрочем, как в свое время не рассказывали ничего и Лине. Чтоб те не сболтнули по глупости.
Став студентом, Нюма обнаружил, что студенческая жизнь не так ужасна, как он представлял. Например, узнал, что кроме учебы можно записаться в спортивные секции, кружки и прочее. Выбор пал на институтскую футбольную команду и вокально-инструментальный ансамбль. В команду его взяли, в ансамбль – нет. Он знал всего три аккорда на гитаре, а нужно было минимум пять.
– Ничего страшного, – сказал он деду, – раз в ансамбль не взяли, сосредоточусь на футболе.
– Почему не на учебе? – поинтересовался Гройсман.
– Одно другому не мешает… – философски заметил Нюма. – Я буду стараться. Но ты же поможешь, если что?
«Если что» наступало два раза в год. Перед сессиями Гройсман звал дочь и отсчитывал деньги. Стыдливо опуская глаза, Рая складывала их в сумочку. Вернувшись домой, раскладывала деньги по конвертам и относила институтским преподавателям: часть – в педагогический, часть – в политех.
Пашу во все эти вопросы не посвящали. Да он и сам особо не интересовался. Дети учатся в институтах – и хорошо, и слава Богу! Взялись за ум, как говорится. Значит, правильно он их воспитывает! Кстати, хорошо, что он тогда настоял на своем и отговорил Нюму от мопеда. А то случилось бы, как с Литвачкиным Бориком. Тому купили мотоцикл «Чезет», и через неделю он на нем перевернулся, три месяца в больнице пролежал.
Глава 2. Две беды
Первая беда пришла в пятницу, поздно вечером.
Позвонила Песя из Райгорода, Леина соседка. Шумная, бестолковая, заполошная, она время от времени звонила Гройсманам, чтоб сообщить местные новости и просто поболтать. Лейб не выносил ее пустых, бессвязных речей, если слышал ее голос, всегда передавал трубку Риве. Та была более терпелива, кроме того, умудрялась извлекать из Песиных монологов какую-то информацию.
В тот вечер все произошло как обычно. Услышав Песин голос, Лейб сразу позвал к телефону Риву.
– А гите шабес! – произнесла Песя и, не дав Риве ответить, затараторила: – Такое творится, моим врагам! С самого утра дверь была закрыта, никто даже на порог не вышел! Мы ждали до обеда, а потом мой Изя говорит: «Надо постучать!» – и пошел. Возвращается и говорит: «Никто не открывает». Через пару часов опять говорит: «Надо сломать дверь и зайти». Я говорю: «Как сломать?! Это что, шутки?! Дверь денег стоит, и замок дорогой!» Но кто меня слушал! Вы ж моего Изю знаете, он один раз…
– Песя, кто не вышел? Кому дверь ломали? – перебила ее Рива.
Она почувствовала нехорошее, сердце ее заколотилось, во рту стало сухо.
– Короче, Изя вернулся и говорит: «Звони в Винницу!» Хорошенькое дело – звони! Кто любит плохие новости сообщать? Но кто-то же должен… В общем, он зашел, а она лежит, мало того что не дышит, так уже холодная… Как говорится, не про нас будь сказано, гешторбен…[70]
– Песя! Кто гешторбен?!
Через мгновение Рива побледнела и выронила телефонную трубку. Когда на шум прибежал Лейб, она из последних сил произнесла:
– Лея… – И лишилась чувств.
Лейб хотел ехать в Райгород немедленно. Но рейсовых автобусов уже не было, да и такси невозможно заказать. Всю ночь Рива и Лейб не сомкнули глаз. Только плакали и говорили друг другу какие-то слова утешения, пустые и в такой ситуации почти бессмысленные.
Наутро Гройсман пошел на почту и дал две телеграммы: племянникам и сыну. После чего вызвал такси и уехал в Райгород организовывать похороны и оплакивать сестру.
На другой день приехала и Рива. Привезла Леиных сыновей, прилетевших со своими женами Фирой и Симой. Сема и Неонила по какой-то причине не приехали. Ограничились телеграммой.
Целый день до похорон и на самих похоронах Гройсман испытывал острую, как игла, боль в груди, был молчалив и даже зол. Слова сочувствия и утешения его раздражали, а других слов никто и не произносил. И только одна тема неожиданно нашла отклик в его растревоженной душе: кто-то вспомнил, как много-много лет назад Лея делала карамельные леденцы и украшала оконную витрину в их лавке. Удивительно, но старики, пришедшие попрощаться с покойной, это помнили. Они вспоминали детали, рассказывали друг другу
