Все их деньги - Анна Теплицкая
– Ты представляешь, – говорила Света. – Лев очень грустит из-за Бёрна, даже встречался с его сыном. Боря же его зовут?
Я кивнул:
– Ну, в общем, он ему денег предлагал.
– Борька взял?
– Вроде нет… но он обещал позвонить ему, если понадобится помощь.
– Порядочный парень, а Бульд говорил – пидарас. Да у Бульда все пидарасы…
– Ну а какой он был, ваш Бёрн? Я его совсем не знала.
Я немного подумал:
– Он был настоящий и добряк на самом-то деле. Ещё он был самый красивый человек на свете. – Света улыбнулась, и я тоже за ней: – Да. Мы в последнее время так много проектов готовили, и вот как хреново всё повернулось.
Света молчала, не знала, что сказать. А что тут скажешь. Друг умер.
– Чёт мне выпить захотелось. Ты будешь?
Она отрицательно помотала головой:
– Нет, мне домой надо, а Лев сразу учует запах спиртного, сам-то он ведь не пьет.
– Ну, беги тогда. А я накачу.
Света встала с кровати и голая прошлась по комнате, подбирая разбросанные вещи, оделась, пригладила волосы, собрав их в хвост.
– Моя хорошая, ты ничего не забыла?
Я, не вставая, протянул ей обручальное кольцо. Она смутилась и быстро надела его на безымянный палец.
– Спасибо.
– Ну что ты, я стреляный воробей, – и про себя добавил: меня на мякине не проведешь.
Пока она одевалась, я налил себе солидную порцию коньяка, отхлебнул и прикрыл глаза.
– Знаешь? – послышался её голос. – Лёва мне подарил ещё один кабриолет.
– Стареет, – усмехнулся я.
– Стареет? Думаешь, в этом причина?
– А в чём же?
– Он меня любит. Даже очень, – похвасталась она.
– Любовь, детка, – это Господнее наказание…
Вообще, я во Всевышнего не верю, но боюсь. Именно поэтому, когда мама в станице пожаловалась, что ей некуда ходить молиться, я тут же отгрохал церковь.
– То есть, то, что ты меня любишь – это наказание?
– Нет.
– Значит, ты меня не любишь?
– Ну почему же не люблю? Зачем я тогда с тобой встречаюсь?
– Почему тогда не наказание?
– Вот вы, бабы, такие замороченные.
– Ты можешь мне сказать, любишь или нет?
– Это что-то изменит?
– Мне важно знать, понимаешь? Просто важно. Я ведь тебя всю жизнь любила. И замуж вышла только потому, что ты так сказал. А Эллу любишь?
– Не говори про Эллу, – сказал я и предупреждающе нахмурился.
– Вот! Ты ее любишь! Ты никогда со мной о ней не говоришь. То есть нам всё обсуждать можно, а её нельзя, да? Что вы все в ней нашли? Я просто не понимаю.
– Кто все?
– Ты и Лев!
Я залпом влил в себя стакан коньяка и встал. Подступила знакомая тупая ярость.
– Что. Ты. Сказала?
Кровь со спиртным прилили к голове, в глазах потемнело. Распаляя себя ещё больше, одной рукой я нашарил хрупкое плечо Светы и сдавил его. Её глаза широко раскрылись от удивления. Она ойкнула и тихо проговорила:
– Ты что? Мне больно.
– Что ты сейчас сказала?
Она попыталась вырваться и испуганно задышала. Случалось, она видела меня таким, нечасто, но бывало. Я помню, как однажды мы с ней поехали вдвоём на чемпионат Европы по футболу в Баку. Шло дополнительное время, и трибуны уже жили самостоятельной жизнью. У меня в руках был большой стакан пива, а Света потягивала колу из трубочки. Слева от меня плясал, прыгал и орал престарелый болельщик итальянской сборной. В лучших традициях макаронников он вёл себя как вонючий пёс, выкрикивал оскорбления, да ещё похабно косился на Светку. Может, сыграло то, что я болел за англичан, может, то, что я выпил уже четыре банки пива и был на кураже, но, когда он толкнул меня локтём, я подумал, что это намеренно.
– Охренел?
– Извини, – он приложил руку к груди, но так осклабился при этом, что я завёлся.
– Ты, пёс…
– Не понимаю.
– Ах, не понимаешь…
Я развернулся и с силой зарядил ему по морде. Светка закричала. Мужик непонимающе уставился на меня, помотал головой от удара и смачно харкнул в мою сторону. Густая харча попала мне на мокасин, секунду я смотрел, как она стекает с подошвы, а потом с рычанием бросился на него.
Старик оказался мускулистым и вцепился в руку, мешая мне наносить удары, поэтому второй рукой я хреначил его в голый бок, пока там что-то несколько раз не хрустнуло. От боли он заорал и ослабил хватку, следующий удар пришёлся ему по носу. Что-то животное и давно забытое проснулось во мне и не желало отпускать, я не дрался по меньшей мере лет десять, со мной всегда были пацаны из охраны, и я забыл, как жар раскатывается по телу, когда на адреналине мочишь кого-то по морде и с каждым ударом становишься всё более одержимым.
Остальные на трибуне быстро поняли, в чём дело, и уже через минуту (а мне-то показалось, что через десять) оттащили меня от старика. Жаль, а то я бы заставил его юшкой умыться. Жестами он показывал на меня, смотрел с ненавистью и лаял что-то нечленораздельное. Я схватил Свету за руку, и мы ушли, не досмотрев матч.
В отель ехали молча, меня всё ещё потряхивало от адреналина. В номере она быстро разделась и забралась под одеяло, не встречаясь со мной взглядом. Я развернул её к себе и стал ласкать грудь:
– Я не хочу заниматься любовью, – жалобно сказала она.
– А может, ты хочешь трахаться?
В её глазах я прочитал именно это, а ещё страх, смешанный с уважением.
Сейчас я видел то же самое. Напряжение между нами достигло предела, она с удовольствием покорялась физической силе и становилась беззащитной передо мной. Я весь напрягся и ощутил прилив возбуждения. Но это позже, я успею трахнуть ее потом. Сейчас нужно разобраться с Эллой.
– Не трогай меня, пожалуйста. Я просто нечаянно сболтнула.
– Говори, сука.
Я
