Лети, светлячок [litres] - Кристин Ханна
Правда, она больше не молода. Она постарела. Кости сделались совсем хрупкими, и что, если в один прекрасный день, когда он швырнет ее об стену, позвоночник у нее возьмет и переломится?
Действуй.
Дымка прокралась мимо Трака к тумбочке и нашарила его бумажник, внутри – три двадцатки. Сжав банкноты в кулаке, она подумала, что если сейчас не сбежит, то будет только хуже. Нет, на этот раз она сбежит. Выбора у нее нет.
Дымка тихо шагнула к двери.
Пол скрипнул, Трак забормотал во сне и перевернулся на бок. Дымка замерла, сердце подскочило, но Трак не проснулся. Выдохнув, Дымка взяла две свои самые ценные вещи – старое ожерелье, сделанное из макарон и бусин, и черно-белый снимок. Ожерелье она повесила на шею, а фотографию сунула в карман фланелевой рубахи и застегнула его.
Дымка осторожно развернулась на здоровой ноге и поковыляла к выходу. Увидев ее, собаки тотчас же насторожились.
Вдали, залитая лунным светом, смутно белела вершина горы Рейнир.
– Тихо, тихо, мальчики, – прошептала Дымка, проходя мимо собак.
Обогнув драное заплесневелое кресло, она двинулась дальше, и тут один из псов гавкнул. Не оглядываясь, Дымка продолжала идти.
В лесу было темно, и дорогу она находила только потому, что двигалась очень медленно, при каждом шаге тело ее пронзала боль. Она не останавливалась и упорно продвигалась к цели, пока не добралась до автобусной остановки в Итонвилле. Там, защищенная с трех сторон грязным стеклом, она опустилась на скамейку и наконец перевела дыхание.
Дымка вытащила косяк – последний – и выкурила его в темноте. Боль чуточку отступила. Но усилился страх – она боялась, что придется вернуться.
Подъехал автобус, и Дымка, не обращая внимания на неприязненный взгляд водителя, забралась внутрь.
Спустя два с половиной часа, ближе к полуночи, она вышла в центре Сиэтла, на Пайонир-сквер. Если хочешь исчезнуть в Сиэтле, лучше места не найти. А про то, как стать невидимкой, Дымка знала все. Именно это ей сейчас и нужно – превратиться в зыбкую тень среди других, таких же размытых.
Но когда она бродила по центру Сиэтла, по его темным уголкам и закоулкам, боль усилилась. Внутри головы будто молоток стучал. Дымка услышала поскуливание и подумала, что вряд ли это она – ведь она-то давно научилась терпеть боль тихо. Этому он ее научил, давным-давно.
Или нет?
От боли мысли разбегались в разные стороны.
Дымка повалилась на асфальт.
Глава девятнадцатая
Сознание возвращалось к ней постепенно. Сперва Дымка осознала боль, затем – что дышит, а потом – что от нее пахнет чистотой. Так она поняла, где находится. В больнице.
На своем веку больниц она повидала достаточно, чтобы узнавать их запахи и звуки. А сейчас ноябрь 2005 года, она сбежала от Трака.
Дымка лежала неподвижно и боялась открыть глаза. Воспоминания о предыдущей ночи короткими вспышками мелькали в голове. Красная мигалка, ее, Дымку, положили на носилки и занесли в помещение с белыми стенами. Вокруг собрались врачи и медсестры, они спрашивали, кто ее избил и кому позвонить. Дымка замерла с закрытыми глазами и не отвечала. Впрочем, даже будь у нее что сказать, во рту так пересохло, что язык не ворочался. Руки у нее дрожали.
Сейчас в палате рядом с ней кто-то находился. Дымка слышала чужое дыхание и шелест страниц. Она осторожно приоткрыла неповрежденный глаз.
– Здравствуйте, Дороти, – сказала полная женщина с дредами и россыпью темных веснушек на пухлых щеках.
Дымка сглотнула. Ей бы поправить эту искреннюю молодую женщину, сказать, что Дороти умерла в 1973 году, но кому какое дело?
– Уходите, – сказала она, жалея, что не в состоянии даже рукой взмахнуть – иначе женщина сразу поняла бы, как ее трясет.
В больнице слабость показывать нельзя, одно неверное движение – и угодишь в психушку.
– Я доктор Карен Муди. Не знаю, помните ли вы, но вы пытались ударить одного из санитаров, который доставил вас сюда.
Дымка вздохнула:
– Понятно. Вы пришли оценить мое психическое состояние. Давайте сразу проясним: я не представляю угрозу ни для себя, ни для других. Если я сорвалась, то случайно.
– Вижу, ваше психическое состояние не впервые оценивают. Правила вы знаете.
Дымка промолчала.
– Дороти, я просмотрела вашу медицинскую карту. И связалась с полицией.
Дымка никак не отреагировала.
– Количество переломов у вас поражает. На ключицах ожоги от сигарет. Подозреваю, не только там.
– Просто я ужасно неуклюжая.
Врач закрыла блокнот:
– Сомневаюсь, Дороти. И думаю, вы накачиваете себя веществами, чтобы забыть.
– Это вы так намекаете на то, что я алкашка и торчок? Если да, то вы правы. Я и то и другое. Уже не один десяток лет.
Врач прищурилась, долго смотрела на Дымку, потом полезла в карман, достала карточку, протянула Дымке:.
– Вот, Дороти. Я работаю в реабилитационном центре. Если вы готовы изменить свою жизнь, я помогу.
Дымка покосилась на карточку.
– Вы, похоже, знаете, кто моя дочь. И рассчитываете, что она за все заплатит.
– Я хочу помочь, Дороти. Только и всего.
– С чего бы? С чего вам мне помогать?
Врач медленно закатала рукав, и Дымка увидела на смуглой коже несколько маленьких алых пятнышек. Сигаретные ожоги.
– Я знаю, каково это – пить, чтобы забыть.
Что ответить, Дымка не знала.
– Со временем спиртное перестает помогать. На самом деле от него и сначала толку мало, но немного погодя все еще хуже становится. Мне это известно. И я могу помочь. Хотя бы попытаться могу. Все зависит от вас.
Врач вышла из палаты и прикрыла за собой дверь. Тишина и темнота словно мешали Дымке дышать. Она уже много лет не вспоминала о таких же шрамах у нее самой.
«Не смей дергаться, ты сама виновата».
Она сглотнула. Часы на стене перед ней отсчитывали минуты. 00:01. Новый день наступил. Дымка закрыла глаза и уснула.
Кто-то прикоснулся к ней, погладил по лбу.
Наверное, приснилось.
Дымка с трудом разлепила глаза, но сперва увидела лишь темноту. Потом неповрежденный глаз к ней привык, удалось разглядеть черный квадрат окна, в который проникал бледно-золотой свет.
Сейчас ночь, потому так тихо.
– Привет, – сказал кто-то рядом.
Талли.
Голос дочери Дымка узнала бы
