Чудеса под снегом. Рассказы о любви и волшебстве в большом городе - Алиса Бодлер
– Я… – она замолчала и прикусила губу. А я так хотел снова услышать ее голос. Но Мирия потянулась за блокнотом, и я, шалея от своей дерзости, отобрал его и бросил в угол.
– Не надо писать. Поговори… Поговори со мной, хорошо? Ты никогда не обращалась ко мне напрямую, это так меня огорчало, ты не представляешь.
Мирия поманила меня в сторону койки, села и взяла меня за руку.
– Я, – она сглотнула и все же продолжила: – не хотела случайно очаровать тебя, ведь я же сирена. Хотела, чтобы ты разглядел меня такой, какая я есть. Без моего голоса.
И в тот миг, как она это сказала, у меня весь мир перевернулся. Затих вдалеке приглушенный шум чужого веселья, перестали шуршать крысы в стенах, даже шорох падающих снежинок исчез в грохоте моего сердцебиения. Мирия хотела, чтобы я ее заметил!
– Я давно тебя разглядел, – я сжал ее пальчики.
– Так ты же близорукий, – хихикнула она.
– Тогда позволь взглянуть поближе, – прошептал я и наклонился к ее губам.
* * *
– И смотри, как хорошо все разрешилосссссь? – Ллейшах сидел в ректорском кабинете, свернув хвост вокруг гостевого кресла и попивая популярный в последние дни горячий чай с малиной. – Социализация налицо, внутренние конфликты курса погашены, все счастливы и довольны.
– Не все, – возразил Миллхаус, обреченно заказывая второй пульт управления на казенные деньги. От холода он с трудом удерживал себя от спячки и был как никогда далек от чужой личной жизни. – Ты действовал грубо, совсем на тебя не похоже.
Ллейшах пожал плечами и пригубил из кружки.
– Но в целом получилось интересно, – признал Миллхаус и отвернулся к окну.
В парке возле ректорской башни кто-то запустил фейерверк, объявили танцы, и только в одиночной камере злобно подвывал оборотень Сережа.
А в камере на двоих целовались двое влюбленных, у которых наступил свой собственный долгожданный праздник.
Однажды перед Рождеством. Хельга Воджик
Давным-давно сказки обретали форму. Это теперь люди стали столь тщеславны и горды, что приписали себе все истории, упорядочили, разложили по полочкам, прибрали и заперли на ключ. Все потому, что это означает контроль, а контроль у многих тождественен силе. Но истинная сила всегда в том, чтобы дать свободу, отпустить и созерцать целые миры, порожденные небылью.
Бесконечное множество существ обитает за гранью нормального, а потому нет ничего удивительного, что некоторые сказки осели там, где свили гнезда самые темные и мрачные птицы. Истории цеплялись за их крылья и пересекали океаны, опадали перьями на птичьем городище и после прорастали самым небывалым и чудесным образом. Из сотен гнезд поднялся город, в котором на разных языках, но понимали друг друга. Волшебство там встречалось на каждом шагу, но жители не утратили способность удивляться. Улицы в том городе текли, как реки, и, как реки, иногда скрывали темный омут, оказавшись в котором, можно было вынырнуть совершенно в иной реальности.
Когда-то давно сказки жались так тесно, что люди ходили меж миров, как мы сейчас по рядам диковинных магазинчиков. Но, как и везде, не все сказки были добры, а некоторые откровенно и вовсе негостеприимны. Тогда люди стали помечать их, как в неких временах и странах дегтем двери, но только двери те были синие как азур, а ключи от них сияли ярче драгоценных металлов. Когда дом на замке, уже не так много смельчаков заглянуть, оттого и людей, запросто бродящих меж миров, становилось все меньше.
Сказки продолжали жить, переплетаясь и растворяясь друг в друге. Изначальное гнездо, из которого проклюнулся город, распалось на ветви и прутики, похожие на вены, незримо пронизывающие здания, парки, дороги, улочки, и лишь золотой пояс реки Янтарной не позволял им зайти дальше. Да и то говорят, некоторые лихие истории прыгали прямо в реку и позволяли ей нести себя вниз по течению, а затем оседали в местах, где о живых сказках слыхом не слыхивали. Иногда они приживались и пускали корни, иногда увядали и, свернувшись в клубок, погружались в глубокий сон безвременья.
Межмировое гнездо продолжало жить, привлекая тех, кто глубоко внутри носил ключ от дверей к запертым историям и тех, кто, не имея такого, жаждал обрести его.
Город тот назывался Корвинград в честь черных птиц, что однажды привлекли перелетные сказки, были их первыми слушателями и рассказчиками. Они дали перья, чтобы записать эти истории, голос, чтобы прославить, и долголетие, чтобы сохранить. Это были во всех отношениях мудрые создания. Намного мудрее, чем большинство из нас. А потому, если к тебе однажды прилетит черный ворон с синими, как сапфиры, глазами, знай, он готов вплести твою историю в летопись Корвинграда. И может быть, именно ты окажешься тем, кто получит ключ от синей двери.
Эта же история о детях, которые даже не подозревали, что однажды станут неотъемлемой частью Вороньего городка. О девочке Астре, которая через много зим под новым именем Лили обретет силу ходить меж мирами и проводить на ту сторону самых любопытных из воронят. Эта история о смелом названном брате Астры – Южике, о котором через не меньшее число лет почти не останется никакой памяти, разве что только в памяти самых старых воронов Корвинграда. И это история о чуде, которое непременно случится, если за него бороться.
* * *
В ту зиму мело нещадно, особенно перед Рождеством.
Снега было так много, что даже черные птицы побелели, чего с ним не случалось с самого момента основания города. Дворники давно отчаялись очистить дорожки, детвора переиграла во все возможные игры и утомилась, а мэр отказался покинуть свой кабинет, пока снегопад не закончится. И это был не вызов природе и даже не упрямство, а невозможность – никто не мог открыть ни одну из семи дверей ратуши. Так что мэр делал то, что умел лучше всего, когда в Корвинграде возникали проблемы: сохранял отличную маску при паршивой игре и подсчитывал выгоду.
Жильцы многоквартирных домов ходили в гости друг к другу, занимая сахар, соль и уксус, попутно знакомясь с людьми, с которыми жили стена в стену столько лет, и узнавая, что они в целом отличные ребята, просто с некоторыми особенностями – будь то тяга к тромбону или неискоренимая любовь к коротконогим вислоухим кошкам исключительно рыжего окраса.
Все ждали наступления зимних праздников, которые, согласно давней традиции Корвинграда, начинались в самую долгую ночь, захватывали Рождество и заканчивались с первым днем нового календарного года. И раз каждая порядочная хозяйка еще за три недели до этого приготовила непорядочное число праздничных пряников
