Сын Пролётной Утки - Валерий Дмитриевич Поволяев
– Пожалуй, следует выпить еще шампанского. Пошли в бар!
Но до бара они не добрались: около большого, с мраморным окоемом и подсвеченной голубой водой, видать главного в «Имбате», бассейна обнаружили магазинчик с выставленными в витрине золотыми изделиями. Невский остановился, одобрительно постучал пальцем по толстому витринному стеклу:
– Все-таки Восток толк в золоте знает! Гораздо больше нас смыслит, где находится душа у желтого дьявола. Давайте зайдем!
Магазинчик, несмотря на поздний час, был открыт, – магазины, расположенные на территории «Имбата», вообще работали до тех пор, пока в них были способны заходить пьяные, колготящиеся до самого утра посетители. Из-за прилавка немедленно поднялся молодой небритый турок в зеленой феске со шнурком и кисточкой, свисающей ему на самые глаза.
– Очень рад приветствовать вас, – лихо выпалил он по-английски мудреную фразу, потом, безошибочно угадав в пришедших «нью рашенз», спросил коряво по-русски: – Чего желаете? Кофе, чай, пиво, висики?
– Не висики, а виски, – поправил турка Невский.
– Виски, – согласно склонил голову турок.
– Таков здесь народный обычай, – пояснил Невский. – Вы, Иришечка, кажется, сегодня уже вспоминали про народный обычай? Так вот, здесь в каждой лавке вам обязательно предложат кофе, чай, холодное пиво и, как видите, даже виски. Таков народный обычай. Независимо от того, купите вы что-нибудь или нет. А потом обдерут как липку. Таков тоже народный обычай.
– А если человек ничего не покупает – обижаются?
– Они пиво с чаем заранее закладывают в расходы.
– Что хотите? – снова по-русски спросил продавец в феске. – Кофе, чай, висики?
– Не надо пива с чаем, и висики тоже не надо, – отмахнулся Невский, – покажи-ка нам, зайка, вот что… – Невский задумчиво начертил пальцем в воздухе несколько восьмерок, бросил не оборачиваясь: – Учитесь, Поплавский, делать подарки, – и, закончив рисовать вензеля, остановился на золотом, с яркими изумрудными и алмазными вкраплениями браслете, – это вот покажи нам, зайка…
Продавец кряхтя достал из-под стекла браслет, вложенный в прорезь коричневой бархатной подушечки, запушенной тканью, протянул Невскому.
– Это очень хорошая и дорогая вещь, – сказал он по-английски.
– То, что дорогая, вижу и без увеличительного стекла, цифры на этикетках еще различаю, главное, чтобы она была хорошая. – Невский аккуратно освободил браслет из прорези, повернулся к Ирине: – Сударыня, вашу руку!
Та аккуратно вдела узкую кисть в браслет. Невский, ловко колупнув толстым пальцем замок, защелкнул его. Поинтересовался:
– Ну как?
– Потрясающе! – не смогла сдержать восхищения Ирина, повертела браслетом на кисти, изумруды вспыхнули яркими травянистыми светлячками, алмазы ожили, добавили игры – оранжевые, синие, красные, зеленые, фиолетовые лучики дразнили глаза, заставляя счастливо обмирать сердце.
– Нравится?
– Очень, – призналась Ирина.
– Он – ваш!
– Как?
– Очень просто. Я же сказал Поплавскому, что покажу, как надо делать подарки. Теперь ваш ход, Поплавский!
Но возможности Поплавского были не те, что у шефа, это Ирина знала прекрасно, и ей сделалось неприятно – Невский словно бы издевался над ее мужем, он знал, что Поплавский не может делать жене такие подарки, и сознательно унижал его. В Ирине вспыхнула злость, но в следующий миг она совладала с собой и улыбнулась.
– Поплавского я освобождаю от подарков, – сказала она.
Невский в ответ одобрительно хмыкнул: ему понравился шахматный ход Ирины.
– Сколько стоит? – спросил он у продавца, неподвижно замершего с восторженным лицом – цветастые лучики били ему в глаза, проникали в темную глубь роговиц, вспыхивали там крохотными радостными фонариками. Невский повторил свой вопрос на ломаном английском: – Хау мани?
Продавец, не выходя из состояния задумчивости, поднял голову, перевел взгляд на потолок и проворно зашевелил губами, что-то про себя считая, романтические фонарики, мерцавшие у него в роговицах, померкли.
– Молодец, зайка! – вновь одобрительно хмыкнул Невский. – Актер Малого театра! Ну будто действительно не ведает, сколько это стоит.
Продавец хоть и знал немного русский язык, но не настолько, чтобы понять Невского. Продолжая шевелить губами, он придержал на макушке чуть было не свалившуюся фреску, прикрыл глаза.
– Ах, как держит паузу, – восхитился Невский, – вы обратите внимание – как держит паузу!
Продавец словно бы не слышал его, целиком ушел в себя. Наконец он выпрямился с решительным видом, будто, кроме благословения, получил от аллаха наказ: ободрать этих «рашен» как липку, не то не будет ему отпущения грехов, произнес жестко, действительно актерским, хорошо отрепетированным голосом:
– Тысяча восемьсот долларов!
– Для нас это – не деньги, – Невский хмыкнул, – но триста долларов ты для порядка все же скости.
– Айм сори, – продавец, придерживая на макушке феску, наклонился, сморщился, будто сердце у него прихватила боль, полногубый рот обиженно дернулся, пополз в сторону.
– Тысяча пятьсот! – твердо произнес Невский и скрестил руки перед собой в популярном жесте: «Стоп, дальше нельзя!» – Больше не дам. Соглашайся, зайка! – Он приятельски, будто тысячу лет знал турка, подмигнул ему, затем хлопнул рукой по плечу. – Ну? Говори, что «моя твоя согласна» и дело с концом.
– «Дело с концом» – вас ист дас? Вот ит? – путая немецкие, английские и русские слова, спросил продавец.
– Дас ист – полторы тысячи долларов. Тысяча пятьсот. Гут?
Продавец снова задрал голову, угас лицом и начал по второму заходу шевелить губами.
– Сейчас мы возьмем и уйдем, – сказал Невский, – он ведь за нами вприпрыжку бросится. А пиво с «висики» он, по турецкому народному обычаю, чего-то перестал предлагать.
– Я согласна, – по-русски, ломано, произнес продавец.
– Ах ты, моя милая, – громко захохотал Невский, восхищенно тряхнул головой, – согласна, значит? Ну тогда держи мани! Хотя надо было бы еще поторговаться, – Невский отсчитал от пачки полторы тысячи, покосился на Ирину, – вы, Иришечка, браслетик с руки не снимайте, пусть он украшает вас. – И тут же повысил голос, всем своим телом отодвинул продавца в тень: – Ты мне сертификат давай, сертификат! – Невский потыкал пальцем в браслет.
– Йес! Но проблем! – Продавец в ответ мелко покивал феской.
Через минуту они уже снова были на улице. Пронзительно трещали цикады, сверчки, разные ночные жучки, мухи, кузнечики, мошки, прочая летающая голосистая дрянь, с моря тянуло легким низовым ветром, пахло свежестью, цветами, еще чем-то терпким, восточным. Далеко над головой, зряче, осмысленно, будто живые, помаргивали звезды.
– Мусульманин, когда он что-то продает неверному, решает главную задачу, она аллахом перед ним поставлена: обмани кафира! А кафиры – это мы с вами. Неверные то есть. Поэтому на будущее, Иришечка, учтите: сумму, которую с вас запрашивают, делите пополам, от половины отнимайте треть, и уж потом, от этой новой суммы, как от порога и торгуйтесь. Это уже будет более-менее
