Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти - Гэнки Кавамура
– Это должны быть мои слова… – выдохнул Идзуми. Его сердце все еще билось как бешеное, так что стук отдавался в уши.
– Помнишь, когда мы в парк развлечений ездили? А как ты потерялся, помнишь? Я выхожу из туалета, а тебя нигде нет. За что мне все это – слезы так и наворачивались. Ни на секунду нельзя было взгляд отвести, тут же как ветром сдувало. А мне – ищи до потери сознания. Но я тебя раскусила. Ты же того и хотел, чтобы тебя искали, я права? – произнесла заботливо мама и взяла Идзуми за руку, переплетя свои пальцы с его, как обычно держатся парочки.
Раньше сын убегал и терялся, теперь мама уходила и пропадала. Таким образом они проверяли на прочность чувства друг друга.
– А помнишь, как мы только въехали в наш последний дом и сидели совсем без вещей?
Юрико снова повернулась к прилавку и направила указательный палец на емкость с клубничным сиропом. Идзуми обратился к продавцу и подал триста иен. С хрустом закрутилась ручка измельчителя льда, в пластиковом стаканчике стал образовываться ледовый сугроб.
– А что с вещами было?
– Там компания грузоперевозок что-то напутала, и они наши вещи выгрузили другому клиенту. А мы остались сидеть в голых стенах.
Летом, когда Идзуми учился в девятом классе, они с мамой переехали. Это произошло вскоре после возвращения Юрико из годовой отлучки. Идзуми смутно помнил то время и сейчас не мог полностью погрузиться в картину того дня, о котором говорила мама.
Из-за прилавка протянули стаканчик с щедрой горкой белого льда. Покупатель мог самостоятельно полить десерт сиропом: у тех емкостей, которые недавно рассматривала Юрико, были краники. Идзуми открыл тот из них, над которым висела табличка «Клубника», и пушистый лед стал плавно окрашиваться в ярко-красный цвет.
– Приготовить ужин было не на чем, да и поесть было не из чего: ничего не было. Мы тогда еще пошли в ресторанчик у станции, там лапшу поели. А потом прогулялись по торговой улочке, во фруктово-овощной лавке взяли арбуз, нам его там же порезали. Ели мы его уже дома, устроившись вместе на краю веранды. Не помнишь?
Точно: они тогда сперва вымыли в пустых комнатах полы; закончив, вышли на улицу, спустились вниз по сумеречному склону. Мама в ресторанчике заказала себе кицунэ-собу, а Идзуми – сет из оякодона и маленькой порции собы. В заведении был телевизор, и во время ужина они с мамой смотрели трансляцию бейсбольного матча. Потом купили большой арбуз, который им на месте порезали. Уплетали его, вместе сидя у заднего дворика и наблюдая за огнями жилого микрорайона, здания которого рассыпались вокруг, словно детальки конструктора лего. Картинка событий того дня прорисовывалась в памяти Идзуми все четче, пока мама перечисляла конкретные события.
– С вещами еще ничего не известно?
– Прости, скоро должны привезти.
– Да ничего, мне не горит.
– Арбуз все-таки хороший попался.
– Ага, вкусный.
– Идзуми… Прости, что в другую школу переводиться приходится.
Мама по возвращении стала просить прощения за каждую мелочь, она находила повод для извинений буквально на пустом месте. «Прости, что денег хватает только на дешевую одежду», «Сегодня ужин опять из магазина, прости», «Прости, что не могу тебя даже за границу вывезти на мир посмотреть»…
– Да ничего, мне все равно.
– Надеюсь, ты сможешь найти себе друзей в новой школе…
– Да у меня и в прошлой их особо не было, так что невелика потеря.
* * *
Облаченная в юката Юрико, не отходя от прилавка, зачерпнула ложку льда, тут же проглотила ее и зажмурилась:
– Ледяной!
Она набрала новую ложку и протянула ее ко рту сына:
– Попробуй! Вкусно!
Идзуми облизал ложку. В голову ударил холод, а нос уловил приятный сладкий аромат клубники.
– Эх-х, вот бы посмотреть на полукруглые фейерверки… – мечтательно вздохнула Юрико, засунув в рот
вторую ложку строганого льда.
– А? – Идзуми подумал, что не совсем правильно расслышал сказанное, и немного склонился к матери.
– Говорю: хочу увидеть полукруглые фейерверки! – повторила Юрико.
Получается, он с самого начала все услышал правильно.
– Мам, мы ж только что смотрели!
– Нет, это не те! Хочу полукруглые!
– Ну так это же и были полукруглые, точно тебе говорю.
– Да нет же! Ты не понимаешь! Это не те! Хочу с тобой посмотреть на полукруглые фейерверки!
Внезапно разыгравшееся представление приковало к себе взгляды стоявших за прилавками продавцов. В диалоге матери и сына словно бы сошлись два мира – реальный и иллюзорный, но границу между ними было найти так же сложно, как и между полукругами фейерверков, запускаемых у глади озера Сува.
Лед в руках матери таял на глазах, превращаясь в красную жидкость.
– Мам, прошу тебя… Веди себя прилично.
– Полукруглые! Полукруглые фейерверки! Хочу увидеть!
Хочу! Полукруглые фейерверки!
– Хватит! – не выдержав, крикнул Идзуми.
Стаканчик со строганым льдом выпал из рук Юрико и ударился о землю. Ледяная вода расплескалась во все стороны, оставив на белоснежном юката матери расплывающиеся красные пятна. Дрожащими руками она схватилась за предплечье сына. Она так крепко впивалась ногтями в кожу, словно этим пыталась удержать испарявшиеся воспоминания.
– Вы тут случайно не находили?.. Игрушечного кролика. Он такой… миленький, с коричневатой шерстью, очень-очень мягонький. Я его где-то обронила… Мне его бабушка подарила… Как я только могла его потерять… – внезапно затараторила мама детским голоском. Потянув Идзуми за руку, она устремилась на поиски. Она ступала неумело, как ребенок, который только начал ходить. Моментами она чуть не падала. – Его зовут Му-тян. Я его уже обыскалась, нигде нет. Мне от мамы попадет, если не найду. Спасибо, что вы помогаете мне искать. Вы очень добрый. Вы… – Юрико внезапно замолчала. Она обернулась и всмотрелась в лицо сына. – А вы кто?
– Мам, ну чего ты? Это же я, Идзуми!
Он не смог взглянуть в глаза матери: он не хотел видеть все, что сейчас творилось. Но мама еще сильнее приблизилась в попытке рассмотреть его лицо.
– Кто вы? Кто вы такой?
«Кто я? И как это теперь объяснить? Меня зовут Касай Идзуми. Я ваш сын, тридцать восемь лет. Сотрудник звукозаписывающей компании. Любимое блюдо – хаяси райсу. А также – тамагояки. Не ем мисо-суп. Есть жена. Работает там же. Скоро родится ребенок», – перебирал Идзуми фразы, которыми мог бы в общих чертах объяснить, кто он есть.
– Кто вы? Что вы здесь делаете?
Гипнотическое повторение одного и того же вопроса оживило воспоминание о найденных в доме матери заметках. Занимаясь их написанием, Юрико, наверное,
