Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова
– Выходит я вру? Наглая ты, Клава, вместо спасиба за всё, настроение портишь.
– Наглая?! Я бы тебе сказанула – навсегда забудешь веселое житьё, да брата жалко.
За столом воцарилась мёртвая тишина. Вагин не ожидая предательства от близкого человека, испугался и, обращаясь к жене, опрометчиво выпалил:
– Да что ты слушаешь эту деревенскую дуру!
– Ах, так? Я же ещё и дура?! – рассвирепела сестра. – Как шкоды твои покрывать, так умная, а теперь враз поглупела!
Сердце Доры Михайловны забилось часто и противно.
– Какие шкоды?! Клавдия, говори как есть!
– Ишь, правды захотела! Да ты ею подавишься! – не выдержав оскорблений, злорадно выкрикнула золовка.
Дора Михайловна оторопела.
– Не ори. Что это значит?
– А то, что благоверный твой каждую зиму со своей секретуткой сюда наезжает. А ты уши развесила. Любовники они, вот что. Видно, ты ему опостылела! – со вкусом завершила свой донос Клава.
Обманутая жена открыла было рот, собираясь что-то сказать, но, глянув в пунцовое лицо мужа, который, сгорбившись, прятал глаза в пустой тарелке, ничего не сказала. Глеб тоже понял, что возражать бессмысленно, катастрофа уже свершилась.
Полные щёки Доры Михайловны начали мелко вибрировать, словно внутри у неё заработал моторчик. Она поднялась из-за стола и быстро пошла прочь из дома, мимо писательских дач и любопытных глаз, в легком халатике. Никто не успел даже слова вымолвить.
Вагин, опомнившись, ринулся за женой. Странно, что поджарый мужчина не мог догнать грузную женщину, как ни старался. Он бежал уже минут десять, но расстояние между ними только увеличивалось.
Дора, казалось, не шла, а летела по воздуху, невысоко, чуть касаясь земли и плавно перебирая полными ногами в домашних тапочках. Рука с выставленной вперёд ложкой как бы указывала направление. Её тяжелые груди и упругие ягодицы грациозно раскачивались, встречный ветер раздувал полы халата, обнажая загорелые бёдра до самых трусиков.
Вагину отчетливо вспомнилось, как он впервые увидел будущую жену на пляже и был сражен доброй радостью, которую обещало её обширное тело. Она и теперь ещё не потеряла для него своей женской привлекательности, Глеб её любил, привык к ней, как к части самого себя, потерять эту часть было бы ужасно. Неужели Дора никогда его не простит?
Пот заливал ему глаза, он запыхался, спотыкался, беспомощно размахивая руками, а она так красиво и легко устремлялась куда-то вдаль и немного ввысь. На мгновение Вагину, глядящему через влагу на ресницах, даже почудилось, что за спиной жены сверкнули прозрачные крылышки. Он наблюдал эту странную картину, по писательской привычке почти бессознательно фиксируя детали, но не понимая ни сути, ни физического механизма происходящего. Внезапно Дора замедлила полет и приземлилась на обочине, пережидая поток машин. Тело её оставалось чуть наклонённым вперёд, готовое перелететь на противоположную сторону, где находилась автобусная остановка.
«Чего она хочет? Уехать в Москву? Без денег, в халате?» – подумал Вагин и что есть силы отчаянно закричал:
– Дора! Дорочка! Подожди! Прости меня, я тебя люблю!
Любимая жена крупно вздрогнула и обернулась на голос. В больших карих глазах застыл ужас, словно перед нею вживую предстал дьявол. Она судорожно рванулась прочь, и первая же машина, не успев затормозить, сбила её с ног. Движение транспорта остановилось. Вагин подбежал, посмотрел, но не сразу сообразил, кто лежит на асфальте. Старая женщина, толстая и бесформенная, в одной тапочке, с серым незнакомым лицом и крепко зажатой в руке ложкой.
Дора мертва? Не может быть. Глеб Матвеевич вгляделся внимательнее. Всё-таки это Дора. Единственная и неповторимая Дора, которая так и не простила его и теперь уже не простит никогда. Вагин судорожно вдохнул и долго не мог выдохнуть. Мир без Доры – это было страшно.
На кладбище Валерия Афанасьевна держала вдовца под локоток, подавала носовые платки и выражала сочувствие более чем дружеское. Он послушно кивал. Посвящённые после похорон ждали свадьбы. Между тем Вагин вскоре любовницу уволил, взял творческий отпуск, отключил телефон и засел за роман о бесконечности жизни и любви, который давно просился на волю, но повседневная суета не позволяла осуществить замысел. Омытые слезами глаза словно прозрели, и ему открылись тайны человеческих душ. Слова ложились легко и красиво.
Может, и права была секретарша?
Изгнание из рая
Паша работал таксистом. Правда, с кончиной советской власти таксопарк тоже приказал долго жить, и теперь, бесплатно получив в собственность пережившую два капремонта «Волгу», Павел Казановский заделался частником. Поселок курортный, летом работы много, зимой мало, в среднем получается нормально.
Извоз – дело доходное, если не лениться, а ленивым Павел никогда не был. После смерти родителей вкалывал день и ночь, трём младшим парням был и за матку, и за няньку. Не его вина, а недобрая судьба, что никого из братьев нет в живых: один утонул, купаясь в море, другой перебрал наркоты, а третьего на срочной старослужащие забили до смерти.
С тех пор Павла томила тоска по семье. Обитал он в родительской развалюхе на склоне горы, обнимавшей поселок с севера и востока. Строиться не спешил. Участок небольшой, как всюду на взморье, но за ним пустырь, ничейная земля, там огороды можно разводить бесконтрольно, а фруктовые деревья уже давно плодоносят.
Для одного себя дом возводить скучно. Жил в Павле женский образ, который неизвестно откуда взялся, но только казался очень важен. Под него никто из знакомых женщин не подходил. До встречи с Сашей. Тут он не сомневался ни минуты, после первого же свидания, поскольку девушка не возражала, повел её в загс, о чем не пожалел – так ладно сошлись они характерами.
Саша любила посмеяться и на дискотеке потрястись, но глубоко в себе носила серьезность и обстоятельность, замешанные на недостатке материнской любви, на знании темной стороны жизни. С замужеством эти качества ярко проявились и Павлу нравились. К тому же Саша оказалась девственницей. По нынешним временам мало кто придаёт этому значение, однако приятно, Паша оценил, жену полюбил ещё больше.
Красотой она не блистала: широкоплечая, коротконогая, скуластая, с чуть заметной примесью монгольской крови, которая почти повсюду даёт себя знать на сибирских просторах. Да и зачем она, красота, у хорошей жены? С лица воду не пить. А вот работящая и домовитая – это да, этого у Саши не отнять.
Приехала из Забайкалья на кавказскую турбазу – каши поесть досыта да мир поглядеть. Понравилось теплое море, большие белые цветы на деревьях и отсутствие комарья, решила остаться, все одно никому дома не нужна. Место
