Дождь в Токио - Ясмин Шакарами
Ая не оставляет попыток:
– Этот дом ничем не отличается от других. Наверное, ты перепутала.
Скольжу взглядом по разрушенному домику.
– Нет, оба-чан и одзи-сан жили именно здесь.
– Ещё не вечер, – мягко увещевает она. – Есть шанс, что он где-нибудь на улице.
– Его нет в парке Ёёги! Его нет в Кабукитё! Его нет в Синагаве! Даже отец и Ямамото ничего о нём не слышали! Асакуса была последней надеждой, но Асакусы больше нет! – в отчаянии кричу я. – Кентаро мёртв! Я проиграла! Снова потеряла любимого человека! Потеряла всё!
Задыхаюсь от горьких рыданий. Скорбь холоднее самой суровой зимы расползается внутри, лижет сердце голодными ледяными языками. Не могу больше. Просто не могу.
– ПАТИНКО ЛАВ, в шесть часов. Интересно-интересно, – раздаётся за спиной голос Таску.
– Что ты сказал? – недоверчиво сипит Ая.
Как в замедленной съёмке оборачиваюсь к нему.
Озадаченно моргая, Таску прислоняется к уличному фонарю.
– Я просто прочитал, что здесь написано, – он постукивает пальцем по круглому стикеру, приклеенному к столбу. – Ч-чего вы уставились?
– О Боже, – едва шевелит губами Ая.
Вскочив на ноги, я бросаюсь к якудза. Ноги подкашиваются, земля опасно дрожит. Я словно мчусь на самых безумных и быстрых американских горках в мире.
– Это… это…
– Такой же стикер, как у тебя! – потрясённо вскрикивает Ая. – Это стикер из ПАТИНКО ЛАВ!
– С-совпадение? – с трудом выдавливаю из себя я.
– Нет, невозможно.
В душе встаёт ослепительно яркое солнце.
– Значит?..
Ая испускает громкий радостный вопль:
– Кентаро жив! И он в Асакусе!
– Он ищет меня, – задыхаясь, я глажу пальцами стикер. Из-за слёз почти ничего не вижу.
Таску обнимает нас – и мы трое, ликуя, кружимся в хороводе.
– Ладно-ладно, надо успокоиться! – шипит Ая, легонько встряхивая меня. – Как я поняла, Кентаро приходит сюда каждый день в шесть вечера. Который час?
Таску косится на умные часы:
– Половина восьмого.
– Мы с ним разминулись, – говорю я, сияя, как медный грош. – Ничего страшного, я подожду. Неважно, как долго.
Ая активирует режим детектива:
– Наверное, он тоже расклеил много стикеров. В Асакусе есть ещё какое-нибудь место, связанное с вами?
Думаю я недолго:
– Конечно! «Тануки»!
– Что-что? – хмурится Ая.
– Секунду, – с энтузиазмом вмешивается Таску. – Я знаю этот бар! Кентаро приводил меня туда раза два-три.
– Помнишь дорогу? – я затаиваю дыхание.
Кивнув, якудза указывает прямо.
Внутри бурлит энергия. Каждая клеточка тела горит, всё во мне взрывается от радости и предвкушения.
– Я найду тебя, – шепчу я, переходя на бег.
Чуть позже мы добираемся до жалких останков бара «Тануки» – и на этот раз из груди Аи вырывается яростный крик:
– Не может быть!
Она швыряет камнем в разбитое окно.
– Это проклятое землетрясение ничего не пощадило!
В глубине руин раздаётся грохот, и на нас сыпется фиолетовая штукатурка.
– Давайте отойдём, пока этот чёртов сарай не рухнул нам на головы, – бормочет Таску, туша сигарету об обезглавленную статуэтку Тануки.
Я не свожу взгляда со стикера PACHINOLOVE, который, будто величественное произведение искусства, красуется на потёртой табличке у входа. Дрожащими пальцами касаюсь слов, выведенных рукой Кентаро: семь часов. Тоска рвёт меня на части. В семь часов он был рядом с баром, значит, и сейчас где-то неподалёку. Непостижимо. Джедай совсем близком.
– Доко дес ка? – шепчу я по-японски. Где же ты?
– Почему произошло именно землетрясение века? Как назло! – ругается за спиной Ая. – Всё – в прямом смысле ВСЁ – разрушено! Весь город превратился в руины! Покажите мне хоть одно не пострадавшее место! Покажите место, которое онамадзу не тронул!
– И впрямь жаль, – соглашается Таску. – Я с удовольствием бы сводил тебя сюда поужинать.
– Что? – от удивления Ая осекается. – На свидание?
– Почему нет.
– Хочешь меня куда-нибудь пригласить?
– Ты не в моём вкусе, но… да.
– Ты тоже совершенно не в моём вкусе! – шипит она с едва слышной радостью. – Но… почему бы нет.
– Круто, – нервно откашливается Таску.
Ая смущается:
– Круто.
От разговора этих двоих меня разбирает смех. И вдруг в сознании кометой проносится воспоминание.
– Ая! – резко оборачиваюсь к Ае. – Что ты сказала?
– Знаю-знаю, он якудза – но, кроме этого, он татуировщик!
– Нет, до этого! Землетрясение уничтожило всё, кроме?..
Ая непонимающе хлопает глазами:
– Уничтожило всё – точка. Больше я ничего не говорила.
В высоких залах моего сердца раздаётся голос джедая.
«Храму больше тысячи лет. Он пережил великое землетрясение Канто и Вторую мировую войну».
– ПАТИНКО ЛАВ, шесть часов, ПАТИНКО ЛАВ, семь часов. ПАТИНКО ЛАВ, восемь часов, – будто заклинание твержу я.
– Она спятила? – с сомнением уточняет Таску.
– Нет, – прищуривается Ая. – Думаю, она поняла, где Кентаро.
В груди взрывается сверхновая.
– Таску, который час?
– Хм, почти восемь.
– Точнее? – голос у меня срывается.
– Без трёх минут восемь, – тараторит якудза.
– Надо торопиться! – задыхаюсь я. – Где Сэнсо-дзи?
Подумав несколько секунд, Таску указывает на север:
– Два раза направо, затем налево! За пять минут добежишь.
По спине бегут мурашки.
Направо, направо, налево.
– Ждите здесь! – кричу я и со смехом мчусь в сияющую алым вечернюю зарю.
Я прохожу сквозь деревянные врата, пробираюсь через узкие торговые ряды. Всё кажется чудом: золотой цвет уходящего солнца, мягкая прохлада на коже, терпкий запах позднего лета и храм, похожий на прекрасную мечту, ожидающий меня в конце пути.
Невозможно сказать, я касаюсь ногами земли или лечу. Формы и краски проносятся мимо, а магическая сила тянет меня вперёд.
Наяву вижу, как мы с Кентаро танцуем, как бежим под проливным дождём. Как я падаю на него, и мы почти целуемся. Прорываюсь сквозь воспоминания подобно светящемуся спутнику, возвращающемуся к любимой звезде.
Нио, могущественные стражи храма, наблюдают за мной. Они преградили путь ономадзу, ведь, вопреки здравому смыслу, это особое место землетрясение совсем не затронуло.
Мне разрешено пройти.
Перед ступенями, ведущими в затянутые тенями глубины храма, я останавливаюсь и зову Кентаро по имени.
И вдруг в таинственном мерцании что-то шевелится.
Шаги.
Шорох юкаты, мимолётно коснувшейся пола.
– Кентаро?
Сквозь гулкие удары сердца слышу, как кто-то произносит моё имя.
И появляется он, сияющий фантастический выходец из иных миров: джедай.
– Ты нашла меня, – запинаясь, говорит он таким голосом, будто только что заново родился.
Меня переполняет чистое счастье. Никогда в жизни не чувствовала радости, сравнимой с этой. Никакие слова не опишут наполненность этого мгновения.
Он улыбается, по лицу текут слёзы.
– На тебе та праздничная розовая шляпа.
– В ней ты меня не проглядишь.
– И мой плащ.
– Так ты всегда со
