Симпатия - Родриго Бланко Кальдерон
«Иди ко мне» — вот и все, что следовало написать. Ни слова больше. Если она поднимется, будет ему счастье. Если уйдет или даже если ответит каким-нибудь вопросом или отшутится, значит, все потеряно. Но как все может быть потеряно для человека, который вот-вот женится?
Шли минуты, Надин все что-то изучала в телефоне, а Улисес, словно загипнотизированный, глядел на экран. Надин встала с высокого стула за кассой, посмотрела прямо в камеру и ушла в туалет.
«Уходит, — подумал Улисес. — Сейчас или никогда».
Надин вышла и снова села на стул. Замерла, не притрагиваясь к телефону. Просто подперла голову рукой и смотрела на проспект, словно ждала. Потом поднялась, взяла сумку, погасила свет в магазине и ушла.
Улисес еще полчаса просидел перед монитором. В полумраке камеры едва передавали призрачный интерьер магазина: заполненные книгами полки и очертания прочей мебели.
Дома он обнаружил, что Паулины нет. В недели перед свадьбой они почти не виделись. Паулина была страшно занята работой и приготовлениями, в которые она, к счастью, запретила Улисесу вмешиваться. Все взяла на себя, но в награду за эти усилия каждый вечер напивалась с подружками. Улисес задался вопросом, не пора ли начать ревновать. Окинул взглядом элегантную квартиру, огромную, особенно учитывая, что живущая в ней пара решила не заводить ни детей, ни собак. Так вот как оно бывает? Такова цена? Такой и должна быть его жизнь? С каких пор? И что получила Паулина, выбрав его?
Он не знал, потому что они никогда об этом не говорили. А некоторые браки как раз и свершаются, чтобы не говорить на определенные темы.
Он лег спать, думая о Надин, совсем не похожей на его будущую жену. Почему он не решился? Откуда эта абсолютная уверенность в нелюбви вместо любви? «Надо было ей написать», — сказал он себе в тысячный раз. И уснул, ворча, попрекая себя и не дожидаясь прихода Паулины.
В понедельник на работе он обнаружил за кассой сбитого с толку Генри. Надин позвонила утром и сказала, что увольняется.
7
Все подозрения в сговоре у него за спиной рассеялись, как только он представил Мартина и Надин друг другу. Они молниеносно подружились. Казалось, они знакомы давным-давно, хотя на самом деле радость, которую они излучали, происходила из изумления, отмечающего начало всякой настоящей дружбы. Когда хочется спросить другого, почти с упреком: как так получилось, что я раньше тебя не знал?
Когда Улисес извинился и отошел в уборную, на него не обратили внимания. На лестничную площадку долетал смех из комнаты. Улисес сделал несколько шагов в противоположную сторону и попал в библиотеку. Пробежался по книгам. Энциклопедии, процессуальные кодексы, собрания сочинений классиков, публиковавшиеся испанскими издательствами времен франкизма. И множество покрытых толстым слоем пыли томов, переплетенных в некогда синюю кожу.
Он стал рассматривать портреты Боливара, и один привлек его внимание. Картина висела высоко, всего в паре сантиметров от потолка, так что пришлось влезть на стул. Боливар сидел верхом, свесившись на правый бок, и гладил кого-то, кого Улисес поначалу принял за пони, но потом разглядел, что это огромный пес, черный, но с белой спиной. Рядом стоял мальчик в пончо, фоном служили андские плоскогорья. Улисес прочел подпись и убедился, что на картине — Невадо, знаменитый пес Симона Боливара.
И тут на уровне своего взгляда он увидел книгу. Толстый белый корешок выделялся среди сплошь темно-синих томов. Улисес вытащил книгу, прочел название. Спустился со стула, сел и снова прочел: Elizabeth von Arnim’s Collected Works. Поискал в оглавлении и нашел то, о чем говорил Мартин: All the Dogs of my Life. Это хоть понятно. Может, Надин прочтет. Он вернулся в уборную, спрятал книгу на полочке под раковиной. И направился в комнату. Надин и Мартин обернулись на него и тут же снова заговорили.
Мартин что-то громко рассказывал и все время смеялся. Надин отвечала мало, но остроумно и к месту. Улыбка не сходила с ее лица. Улисес молча наблюдал за ними. Наступила тишина, Мартин вдруг покраснел. Щеки, уши и шея вспыхнули так, что недолго было испугаться.
При виде этого Улисес тоже начал краснеть.
— Что это с вами? — встревоженно спросила Надин.
Мартин снял напряжение очередным взрывом самоубийственного смеха. Переведя дыхание, он промокнул глаза платком, улыбнулся и сказал:
— Ладно, хватит ерундой заниматься. Пошли в сад.
Из глубины зарослей выбежали Майкл, Сонни и Фредо. Надин не только не испугалась, но и сама открыла внутреннюю калитку и бросилась им навстречу. Собаки, как и Мартин, встретили ее так, будто давно дожидались.
Собаки никогда не сомневаются в своей любви. Почему он не позвал Надин в офис Генри тем вечером в книжном магазине? Или сам не спустился к ней, если знал, что она ждет? Почему не спустился, не кинулся к ее ногам, не стал вылизывать их, вилять задом и просить, чтобы она его полюбила? Зачем они потеряли столько времени?
Мартин взял Надин за руку и церемонно, словно владелец замка, начал показывать ей сад. Улисес помнил, что сад очень большой, но только теперь увидел, насколько здесь спокойно и красиво. Дорожки выложены камнем, газон безупречно чистый. Цветочный оазис клумбы походил на яркий остров в зеленом море. Четыре года прошло, прежде чем Мартин привел Улисеса сюда. Почти ничто по сравнению с восемью годами ожидания в сиротском приюте, пока не появились Ханы, его приемная семья.
«Что ж, уже прогресс», — язвительно подумал Улисес.
Он дошел до забора. Хилая решетка, отделявшая сад от парка Лос-Чоррос, расшаталась. Улисес услышал гул водопадов и закрыл глаза. Представил, как он, голый, купается в ледяной воде, несущейся с гор.
Раздались шаги по траве.
— Красиво вода звучит, да? — сказал Мартин.
— Да, — ответил Улисес и посмотрел на вершину.
— Я из-за этого звука дом и купил. Ну и еще из-за библиотеки. А жену соблазнила возможность устроить сад. Раньше тут было как будто футбольное поле заброшенное, а посмотри, во что она его превратила. Я только поддерживаю в порядке.
— Сколько вы здесь живете?
— С девяносто девятого, как в отставку вышел. Купил у дочери генерала Пинсона, моего учителя. В семидесятые он собирал лучших учеников
