Повелитель - Светлана Хромова
– Разумеется, исчезли, зачем им мы – алкоголики? Ничего, что я вас подслушал? – Ларичев протянул девушкам открытую бутылку.
– Влюбленным положено исчезать! – ответила Аня.
– Ну-ну… А я думаю, Марина повзрослеет и проклянет Мишу, – добавил он и взял бутылку обратно.
– А Миша постареет и проклянет Марину, – повернулся к ним Павел Камышников.
Паша получал в Лите второе высшее, он уже окончил сценарный факультет ВГИКа и работал по специальности – режиссером документальных фильмов о культуре. Высокий и широкоплечий, он чем-то напоминал русского богатыря, только для завершенности облика Павлу не доставало бороды. Камышников был женат и свое семейное положение, в отличие от Ветрова, не скрывал. Его жену звали Оля и она часто приезжала на общие встречи и поэтические вечера вместе с ним. А вот жена Дениса Репникова, Надиного однокурсника, Ангелина, подающая надежды молодая актриса, наоборот, почти никогда не появлялась вместе с мужем ни на его, ни на своих мероприятиях. Они познакомились два года назад: Репников учился в семинаре драматургии и ему захотелось вживую понаблюдать за студентами – будущими актерами. Он специально приехал во двор Щукинского института и там познакомился с несколькими студентами, в том числе и со своей будущей женой, влюбился без памяти и на втором месяце знакомства сделал предложение. Ангелина согласилась и переехала из общежития в квартиру, где он большую часть года проводил один. Мама умерла, когда Денис был маленьким, а отец лет пять назад женился на француженке и почти все время проводил в Лионе, управляя каким-то бизнесом. Кстати, Денисом Репникова никто не называл – для друзей он был Доном. Сначала его звали Дон Жуан – за страсть к написанию эротических стихов, которых у него было больше, чем пьес. Но со временем приставка Жуан отвалилась и Денис превратился в Дона. К тому же в его внешности было что-то от испанского кабальеро: тонкие, нежные черты лица, крепкое худощавое телосложение, длинные усы, которые Репников иногда приводил в безукоризненно остроконечный вид с помощью какой-то специальной помады, которую ему присылала мачеха из Франции. Вот и сегодня Дон уже успел показать друзьям новое стихотворение, звучавшее так:
Кудесница интимных таинств,
Нежнейшая из дев и жён,
Зачем я по миру скитаюсь,
От Ваших чресел отрешён?
Расставаться со своей Ангелиной Дон не любил. Но больше всего стихов Репников писал во время их кратковременных супружеских ссор:
Мои объятия Вам гадки —
Вы удалились без оглядки…
Горевал в таких посланиях поэт. «Вот, глядите, – жаловался друзьям Дон, – ушла на работу и даже не поцеловала! А теперь молчит! А вот что я ей напишу!» – и он снова брался за телефон:
Вы холодны со мною,
Как будто заливное…
Ангелина молчала. Тогда Дон снова писал жене:
Где Вы, холодная леди,
Сердце разбившая мне?
Ваше молчанье, как плети
По обнаженной спине.
Но Ангелина упорно не отвечала на поэтические послания мужа. Дон продолжал:
Долой контакты половые!
(А ведь так хочется!)
Отныне только деловые
И творческие…
«Вы посмотрите, – сетовал Репников, – какой стих! А вот еще, неужели опять не ответит?» И новое послание улетало в пространство сотовых сетей:
Миг расставания проклятый!
Нам сколько порознь бродить?
Но сердце, как аккумулятор,
Любовью можно зарядить…
Обычно Ангелина, не выдержав стихотворного напора, переставала дуться, и вечером супруги бурно мирились. Ссорились они в основном из-за денег. Надя запомнила четверостишие, которое Дон написал, когда выяснилось, что Ангелина взяла огромный кредит и все деньги потратила на наряды и косметику. И когда Репников справедливо возмутился, молодая жена смертельно обиделась и не разговаривала с ним неделю. Он тогда написал «кредитный» цикл стихов, одно из которых было таким:
Деньги, милая, – тщета.
Оплачу я все счета,
Все уладив к январю,
Вас я удовлетворю.
Кончилось тем, что Дон нашел деньги и они помирились. Да и как он мог отказать своей красотке-жене, в которую был влюблен и желал ее, словно подросток молодую учительницу. Сегодня Репников опять пришел один.
– Как, вы уже все купили? – воскликнул Руслан, протиснувшись в центр компании. – У меня есть семьсот рублей, большая куча денег, надо срочно от нее избавиться!
– А ты закуски купи, – посоветовал Ларичев, – и еще бутылку. А лучше две. Кстати, вот наши исчезнувшие.
Вынырнув откуда-то из темноты к ним подошли Миша с Мариной.
– А, вернулись! Правильно, – одобрил Камышников.
– О чем речь? – спросил Ветров.
– Мы думаем, на что бы потратить деньги, – сказал Виноградов.
– Да потратишь ты свои деньги! – махнул рукой Ларичев. – Скажи лучше – вот говорят, Лермонтов обуян гордыней. Наверно поэтому его стихи такое говно…
– Что? Что ты сказал про Лермонтова? Сейчас же извинись! – возмутилась Марина.
– Он же умер, перед кем извиняться. Стихи плохие.
– У него прекрасные стихи! Если бы сейчас было старое время и я была мужчиной, то вызвала тебя на дуэль! За Михаила Юрьевича!
– Если бы сейчас было то время и ты была мужчиной, я бы тебя убил.
– А может, я тебя? Вот послушай, я сейчас стихотворение прочитаю…
– Избавь меня от этого ужаса! Мне и так Сологуб на днях приснился…
– А как, кстати, его первый сборник назывался?
Марина наклонила голову набок и задумалась.
– Первый? Что-то там про землю.
– Первый сборник Сологуба назывался «Стихи», – быстро сказала Инна Некрасова. – И второй, как ни странно, тоже. «Стихи. Книга первая» и «Книга вторая».
– Название такое… Незапоминающееся, – улыбнулся Антон.
– Ну уж не «Отплытие на остров Цитеру».
Если никто не мог вспомнить какую-то строчку или возникал спор о книгах, публикациях, каких-то биографических моментах, друзья всегда обращались к Инне. Инна была одной из основательниц альманаха «Алконостъ», созданного в девяностые, на основе которого возникло творческое объединение. На стихи многих участников написал песни Сергей Труханов, композитор и исполнитель. Немало песен было на стихи Некрасовой, и когда Инна начинала их читать, Наде казалось,
