Повелитель - Светлана Хромова
– Вы хотите сказать, что сейчас есть свобода слова?
– Конечно! Вы можете написать о чем угодно!
– Да! А вот мои стихи в «Знамя» не взяли, – пожаловался Вадим, – сказали, там мат есть. А я такой пришел с рукописью, думал, сейчас прямо из рук вырвут и в ближайший номер!
– Ага, еще и гонорар сразу выплатят. Двойной, – съехидничала Ася.
– Вот именно! А мне вместо этого – фиг! Это что, не цензура?
– Это политика конкретного журнала. Цензура – совсем другое.
– В царской России тоже была цензура… – начала Надя, но Лялин ее перебил:
– И что же, будем к этому стремиться? И хочу заметить, у нас не лекция политических учений, а творческий семинар. Так что давайте вернемся к нашей теме.
– А я не согласна! – возмутилась Надя.
– Это хорошо, что вы еще не согласны. – Андрей Мстиславович посмотрел на нее из-под очков с изумрудными дужками. – Поэт должен ощущать сопротивление материала, каким бы оно ни было.
После семинара они, как обычно, зашли в «Китайскую забегаловку», палатку-стекляшку с китайской едой рядом с Новопушкинским сквером – там можно было перекусить и выпить пива, стоя за длинным столиком вдоль окна. Обсуждали нового мастера – в целом всем Лялин понравился, все заметили его живой интерес к ним и стихам. Этот первый, ознакомительный семинар оказался гораздо увлекательнее, чем все, что были в этом году до него. И даже Надя, несмотря на их небольшое столкновение, ощущала к Андрею Мстиславовичу необъяснимую симпатию.
3. Выращивание молодых гениев
Утром Надя с друзьями возле входа в главное здание ждали начала истории критики, первой сегодняшней пары. Ася и Марина курили, стоя на бетонных бортиках крыльца. Когда массивная деревянная дверь с высоким стеклом открывалась, впуская или выпуская проходящих, они теряли друг друга из виду, но не переставали разговаривать. Девушки спорили о «Темных аллеях» Бунина. Марина утверждала, что он всего лишь впавший в эротический маразм заурядный писатель, и если вытащить чувственные элементы из рассказов, от текста ничего не останется. Ася яростно говорила о «Темных аллеях», она считала, что тексты Бунина – это невероятная глубина чувств, точность языка и живые персонажи. И он пишет о физической страсти целомудренно, а Марина просто его не понимает. Надя больше соглашалась с доводами Аси. Ветров не вступал в разговор, слушая подруг, он стоял на первой, почти полностью утонувшей в асфальте ступеньке.
– А ты почему молчишь? – Исчерпав собственные аргументы, повернулась к Мише Марина. – Ты вообще прозаик, сам что думаешь?
– Я думаю, вы сейчас словно три грации. Даже нет, вы – олицетворение всех женщин этого мира, – меланхолично улыбнулся Миша.
– При чем тут женщины мира? – возмутилась Марина.
– При том, что ты рыжая, Ася – брюнетка, а Надя – блондинка.
– Да что ты про нас! Ты про Бунина что можешь сказать?
– А зачем мне Бунин, когда есть вы!
– Вот! – торжествующе закричала Ася. – Довод в мою пользу! Устами мужчины, к тому же прозаика!
– Вовсе нет! Это довод в мою пользу! – заявила Марина. – А ты, Ветров, – мерзкий эротоман!
Марина спрыгнула с крыльца и схватила попытавшегося увернуться Ветрова за рукав синего пальто.
Миша учился на заочном и официально должен был посещать институт два раза в год во время сессий – когда весь курс слушал лекции и сдавал экзамены. Но заочники, живущие в Москве, могли приходить на лекции дневного отделения, к тому же многие старались регулярно бывать на творческих семинарах. Ветров часто появлялся на лекциях – во-первых, ему по наследству досталась небольшая автомойка, исправно приносящая доход и не требующая ежедневного присутствия. А во-вторых, после того как у них с Мариной начался роман, Мишу можно было встретить во дворе или в коридорах института почти каждый день.
Познакомились они здесь, во дворике. Анохина шла к выходу, когда Ветров подошел к ней с вопросом, неожиданно попавшим в цель: «Девушка, можно я вам иконку подарю?» Дело в том, что Марина всегда носила с собой маленькую икону от бабушки во внутреннем кармане рюкзака. А в тот день, приехав с новой сумкой, она впервые оказалась без своего образка. И Марина, обычно сходу отвергающая подобные знакомства, остановилась.
Дверь в очередной раз протяжно скрипнула, и на крыльцо вышли Весин с преподавателем физкультуры Кручининым. Они тоже о чем-то спорили. Вдруг Николай Сергеевич замолчал и остановился, уставившись на окурок, лежащий на асфальте.
– Чей это? – спросил он с интонацией, не предвещавшей ничего хорошего.
На что Ася, одернув черную мини-юбку, бодро ответила: «Понятия не имеем», спрыгнула с бортика, подобрала бычок и бросила в урну.
– Ну вы совсем как я! Всегда так делаю! – обрадованно воскликнул Весин, спустился к Асе и подобрал еще несколько окурков.
– Вот! А вот еще! – все подобранные остатки сигарет нырнули в черное жерло урны. – Григорий Семенович, пойдемте, продолжим.
Кручинин, молча наблюдавший за этой сценой, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, сделал резкий шаг и снова оказался рядом с ректором. Судя по выражению лица, он собирался сказать Весину нечто важное, когда ему пришлось прерваться. Григорий Семенович даже сдвинул на затылок свою неизменную советскую спортивную шапку, с которой не расставался ни зимой, ни летом. Наде преподаватель физкультуры казался похожим на венценосного журавля, только вместо золотого хохолка голову Кручинина украшали жесткие седые волосы. Крепкий, пружинистый, с резким голосом, Григорий Семенович существовал в своем, не связанном с литературой мире. Он живо интересовался студентами, показывающими успехи на спортивном поприще, заступался за своих подопечных перед деканатом, если у тех случались проблемы с учебой по другим предметам, и гордился победами на межвузовских спартакиадах. Например, когда футбольная команда Литинститута обыграла команду Госконсерватории, Кручинин весь следующий день ходил по двору с загадочной улыбкой и с удовольствием делился подробностями матча.
Не успели Весин и Кручинин отойти на достаточное расстояние, дверь открылась, и на крыльцо высунулся Вадим.
– Эй, декаденты, вы че тут как неродные стоите? Видали объявление?
– Какое объявление?
– Да там все курсы собрались, дерутся уже почти!
– Где собрались, почему дерутся? Вадь, ты нормально объяснить можешь? – Ася потянула из пачки новую сигарету.
– Короче. За мной. Сейчас же!
Когда они поднялись на второй этаж, объявлений не было видно из-за сплотившихся спин. Вадим решительно пошел вперед, к доске, проложив дорогу остальным. Всеобщее внимание привлекло объявление следующего содержания:
«Доценту, преподавателю физвоспитания Кручинину Г. С. объявляется строгий выговор за циничное и развязное поведение на похоронах доцента физвоспитания Круглова Н. В.»
– Интересно, как можно цинично и развязно вести себя на похоронах? – хихикнула Надя. – Разве что Кручинин
