Поклажа для Инера - Агагельды Алланазаров
Возвращаясь вечером в часть, ребята всю дорогу пели песни, совсем не чувствуя усталости, потому что в каждом человеке живет подчас скрытая тоска по земле и радость от работы на ней.
* * *
Бабагельды глухой ночью разбудил Авагян, который дежурил по казарме.
– Пора сменяться! – Бабагельды, который и без того спал неспокойно, помня о том, что надо вставать, ответил спросонья: “Сейчас» и опять заснул. Когда он пришел на смену, Авагян передал ему, что надо разбудить старшину без пятнадцати шесть и ушел спать.
Бабагельды заступил на дежурство вместе с младшим сержантом Филевым. А до этого он успел подежурить на кухне, где ребята, измучившись, вручную чистили коку картофель. Картофелечистка сломалась, и ребятам пришлось бы туго, если бы не помог им Ермошкин. Невысокий, с приплюснутым носом, он, напевая себе под нос, ходил вокруг чистильной машины. Походил-походил и исправил. агрегат и ребята за полчаса перечистили всю картошку.
Заступив на пост, Бабагельды через некоторое время так захотелось спать, что стоять уже не мог. Привалившись спиной к стене, он подумал, вот если бы сейчас выйти на улицу, где так прохладно, и немного походить, то сон окончательно пройдет.
В открытую дверь казармы он увидел, что к ним в роту идет офицер. Это был дежурный по полку Абрамов. Каждый раз, когда встречался с ребятами, которых привез из Ашхабада, он расспрашивал их о делах. И хотя Абрамов был в другом батальоне, ашхабадские парни считали его своим, близким человеком.
– Как дела? Привыкаешь к службе?
– Я уже почти ветеран.
– Я тут на днях видел Кульбердыева, его избрали ротным комсоргом.
– А Ильмурада направили на курсы сержантов.
– Это какой? – спросил Абрамов, не сумев преставить Ильмурада.
– Ильмурад Аманмурадов, усатый парень.
– А усатый! Это тот, который просил не сбривать ему усов? Помню. Вот и хорошо. А что-то не видать дежурного по роте?
Бабагельды обернулся и показал на человека, который лежал на кровати прямо в одежде, положив ноги на табурет, готовый вскочить с места по первому сигналу.
– Разбудить? Он только что прилег…
– Тогда пусть еще немного поспит. А ты хоть подремал?
– Я только что встал, никак не могу проснуться, – быстро сказал Бабагельды.
Капитан Абрамов прошелся по казарме, посмотрел на спокойно спящих ребят и пошел назад. Его шаги еще долго были слышны в ночной тишине.
Вспомнив, что надо написать домой письмо, Бабагельды решил воспользоваться удобным случаем. Сев лицом к двери, чтобы было видно входящих, он задумался. Вспомнил колхоз, в который они ездили в субботу, горы зерна и девушек, с которыми работали. А светловолосая девушка, которая весь день тогда поглядывала на него, вспоминалась ему все чаще.
На листке бумаге вместо письма появились стихотворные строчки:
От работы болит рука
Каждый мускул и нерв – струна
Мне работа моя нужна…
Дальше строчки не получались и он задумался, опустив голову на руки.
Бабагельды почувствовал, что на него кто-то смотрит. Поднял голову и обернулся. Младший сержант Филев стоял позади него и смотрел на лист бумаги.
– Да это вроде бы стихи? – удивленно проговорил он.
– Да так, ерунда,– засмущался Бабагельды, пряча бумагу в карман.
– Сам написал? – недоверчиво спросил Филев.
– Конечно, разве ты здесь кого-нибудь еще видишь?
– Да, есть в тебе что-то такое, чувствуется.
– Почему? – заинтересовался Бабагельды.
– Просто я вспомнил, как смотрел по телевизору документальный фильм “Керч», помнишь?
– Ну и что?
– Помнишь, когда в фильме город переходил из рук в руки, ты так переживал… Я не могу сейчас передать твоего состояния тогда, но ты сидел рядом со мной, и я наблюдал за тобой и помню все.
– Это тебе показалось, сержант.
– Не перебивай меня. Ты иногда задумываешься, уходишь в себя. Я читал где-то, что поэзия должна идти от сердца. У тебя тоже так?
– Это тебе кажется, товарищ сержант, – опять повторил Бабагельды. Опустил голову, и надолго замолчал. Сержант постоял еще немного, заложа руки за спину, и тихо ушел, оставив Бабагельды одного.
* * *
В начале сентября, в субботу, Бабагельды в первый раз пошел в увольнительную. Ротный старшина придирчиво осмотрел пятерых ребят, отправляющихся в город, и остался доволен, а потом повел в штаб получить увольнительную.
Взяв увольнительное, Бабагельды вышел из штаба. По дороге к КПП он встретил озабоченного Сашу Бородина. Саша окинул взглядом своего земляка и улыбнулся:
– Да тебя не узнать!
– Узнал же.
– С трудом. В увольнение собираешься?
– Да!
– Я тоже был в увольнении. Хоть и маленький, но хороший городок.
– Посмотрим.
– Надо посмотреть. Ну ладно, – Бородин протянул руку для прощания. – Не буду задерживать тебя. И без того в увольнении время быстро проходит. Не успеешь познакомиться с девушкой и поговорить с ней, а уже надо обратно бежать, чтоб не опоздать.
Бабагельды попрощался и пошел, но не сделал и десяти шагов, как Бородин вновь окликнул его:
– Бабагельды!
– Что?
– Передавай привет девушкам!
Ребята улыбнулись друг другу и разошлись в разные стороны.
Бабагельды пересек узенькую дорогу, которая вилась между невысокими деревьями, и хотел было догнать ребят, которые шли впереди, но повернул направо, в сторону поселка, который назывался “офицерским островом».
После долгих размышлений он решил начать поиски своего дяди с братской могилы, находящейся рядом с их полком. Бабагельды, выбрав удобный момент, поговорил об этом с капитаном Абрамовым и попросил его помочь найти ему адрес Марины Максимовны, которая в день принятия воинской присяги выступала перед солдатами. Он мечтал встретиться с этой женщиной, поговорить с ней о войне, расспросить о солдатах, которых она похоронила здесь своими руками. Через четыре дня после того разговора капитан принес Бабагельды адрес, записанный на листке из блокнота.
На дорогу стали падать крупные чистые капли дождя.
Бабагельды, чтобы не промокнуть, спрятался под елью. Он вспомнил детскую присказку-считалку про дождик и с улыбкой повторил ее:
Дождик лей, лей, лей,
Лей сильней, сильней,
Лей в ладошки мои,
А меня не намочи.
Улицу Толстого, которую он искал, ему показала старушка в очках, которую он встретил у самого входа в поселок. Женщина вышла из магазина с продуктами.
– Видишь, вон те качели? Должен видеть, у тебя глаза молодые. Дойди до них и поверни налево, а когда пройдешь мимо дома Галактионы, тебе повстречаются три дуба, стоящих в ряд, вот это и будет улица Толстого.
Бабагельды, наконец, отыскал нужный дом, но в двери белела записка, которую он не решился прочитать. Скорее всего там было написано, куда и насколько ушла хозяйка дома. Во дворе какая-то женщина снимала с веревки белье. Когда Бабагельды проходил
