Дар - Элеонора Бостан
– И избавишься, – заявила Аннета, – только по инструкции, как с ядовитыми отходами. Их ведь тоже нельзя просто выбрасывать.
По дороге в полупустом поезде они бурно обсуждали план предстоящих действий и свои выводы. Все давно сошлись на том, что именно монета вызывает этот кошмар, или проклятие или еще что-то. Тот маленький факт, что старик хромал на вокзале, но не хромал несколько дней спустя, конечно, мог быть и совпадением, может он действительно уходил от погони и где-то подвернул ногу, но…совпадения теперь тоже не имели права голоса. Зато у них появилась еще одна призрачная надежда – если этот бродяга отдал монету из чистого золота первому встречному, значит, что-то он о ней знал. А у них было много вопросов.
– А место ты выбрал что надо, – вздохнула Аннета, – сюда ведь точно никто не заберется. Да и зачем? Для «торчков» полно кустов и поближе к дороге и не таких густых. А это здание явно давно никто не обслуживал.
– Учись у мастера, – хмыкнул Антон. Хотел добавить «пока я жив», но вдруг передумал. Больше это не казалось смешным. – Видишь заднюю стенку? Нам туда.
Голова вдруг закружилась, так внезапно, что он даже не понял, как оказался на коленях, упираясь руками в мокрую траву. Где-то в другом мире ахнула Рита. Перед глазами все потемнело, а колено, вынужденное совершать то, для чего больше не годилось, взорвалось фонтаном боли. Антон стиснул зубы, чтобы не дать стону вырваться наружу, унижений и беспомощности с него итак хватало.
– Ничего, – прошептал он, делая глубокие медленные вдохи, – я в порядке, просто голова…
Не обращая внимания на то, что трава мокрая, Антон сел и первым делом вытянул больную ногу – боль в колене была просто невыносимой. Ему казалось, что там что-то порвалось, а может под штаниной широких джинсов у него вообще оторвалась нога от колена и ниже, ощущение было именно такое. Девушки наклонились над ним, спрашивая о чем-то, причитая, но он не слышал, пульсирующая боль в колене и шум в ушах заменили собой его мир на некоторое время. Но он продолжал делать глубокие вдохи, и пред глазами начало проясняться, красно-коричневая плена, накрывшая мир, сначала истончилась, а потом исчезла. Антон поднял голову, прямо на него, как черный пустой глаз смотрело отверстие трубы. Той самой, где его так терпеливо ждала монета.
– Помогите встать – попросил он, чувствуя, как начла промокать ткань его джинсов, еще один «приятный» плюс ко всей ситуации. – Только медленно, мне надо привыкнуть к вертикальному положению.
Теперь это так, мрачно подумал он, когда пелена начала было возвращаться, пока он поднимался, теперь, чтобы чувствовать себя человеком и ходить на двух ногах, мне нужно время для торга с собственным телом.
– Отличное место, ничего не скажешь, – произнесла Аннета, когда Аннон доковылял до задней стены и застыл, глядя на трубу. Она пыталась говорить бодро, но волнение все равно прокралось в голос. Все они боялись, что «сокровища» там больше нет. – Надеюсь, тебя никто не укусит, а то не хватало еще бешенства или чего-нибудь…
– Меня уже укусили, – мрачно усмехнулся Антон, – именно поэтому в дырку полезу я и никто другой. Мне этот яд уже не страшен.
Мне уже вообще ничего не страшно, добавил он про себя, мое время, кажется, подходит к концу, и вот что такое истинная свобода. Но почему-то она горькая на вкус.
Одной рукой он облокотился на стену старого туалета, а второй потянулся вверх, чувствуя, как возвращаются темные точки и постепенно заполняют мир. Но он не остановился, теперь в этой монете смешалась его последняя надежда и его проклятие. И ему было невообразимо страшно, что труба окажется пустой. Жизнь – театр абсурда, подумал он, а главный режиссер – безнадежный душевнобольной, вот и результат: больше всего я боюсь потерять то, что меня убивает.
Девушки стояли в стороне, Рита покусывала губы и внимательно изучала свои кроссовки, Аннета наблюдала за ним, и брови почти сошлись на ее переносице, так сильно она хмурилась. Рука Антона скользнула в трубу, там было пусто. Он буквально ощутил, как что-то внутри порвалось и обожгло душу невыносимой горечью.
– Спокойно, – прошептал он, зажмурив глаза, все равно в них темнело все больше с каждой секундой, – я просто затолкал ее подальше. Ей некуда деться. Она там.
Но он и сам уже в это не верил. Монета жила своей жизнью, и теперь, решила сыграть с ним еще одну злую шутку. Может она стала прозрачной и неосязаемой, а может, вообще отправилась странствовать по свету или, как преданный пес, брошенный хозяином, решила самостоятельно вернуться домой. Дикие мысли? Нет, уже нет.
Антон сделал глубокий вдох, встал на цыпочки потянулся изо всех сил…и его пальцы коснулись пластика. Она никуда не делась, она ждала его. Своего хозяина. Хозяева есть ведь не только у псов, но и у паразитов, подумал Антон.
– Она ничуть не изменилась, – услышал он голос Риты, – не то чтобы я думала, что она покроется кровавыми пятнами или на ней проступит лик сатаны, или еще что. Но… не знаю, на вид ведь это просто монета!
– В этом-то и беда, – кивнула Аннета, – самые опасные твари всегда маскируются, выбирают образ попривлекательнее. Люди любят золото больше всего, так что эта химера стала золотой монетой. И так во всем.
– И она опять возвращается домой. – Вздохнул Антон, и сам себя поправил, – ко мне домой.
– Не спеши, – Аннета положила руку ему на плечи, – у нас еще весь день впереди, мы найдем старого козла. Не сегодня, так завтра. Но если он еще топчет эту землю, мы его найдем.
И ее глаза блеснули беспощадным блеском.
– И вернем должок.
Они пошли обратно к перрону, Антон спрятал монету во внутренний карман легкой крутки, снова и снова удивляясь тому, что так бережет вещь, принесшую столько зла в его жизнь, по сути, забирающую ее. Дождь усилился, мокрые ветки так и норовили выскочить из рук и хлестнуть по лицу. Если жизнь – театр, то точно театр абсурда, опять подумал Антон, борясь с наваливающейся усталостью, и как договориться с безумным режиссером?
***
Ему снилось, что он был в темноте, в абсолютной. Кажется, его проглотил кит или что-то такое же огромное, может, динозавр или дракон. Там было тепло и влажно, это сочетание вызвало отвращение, он понимал, что был внутри какого-то существа, и ему было противно.