Дар - Элеонора Бостан
Но что если после жизни его ждет нечто похуже? Эти мысли появлялись все чаще по мере того, как монета отбирала у него остатки здоровья и сил. Что если ад при жизни сменится адом после нее? И тогда на него накатило отчаяние, какого он раньше не знал. Он чувствовал себя обманутым, загнанным в угол. Он чувствовал, что во всей Вселенной нет ничего хорошего, ничего светлого, нет никакого добра, по крайней мере, для него. И жизнь, и смерть – все теряло смысл, если в конечном итоге нет ничего, кроме страдания и несправедливости. Как такое может быть, спрашивал он себя, что в мире нет добра, есть только зло, только боль, только страх и муки? Как же такое может быть?!! А следом пришел еще более пугающий вопрос: и что же мне делать?
Вместо ответа пришли слезы, еще больше горьких, обжигающих слез. Отчаяние как будто обрело материальную оболочку, разбухло в груди и не давало дышать. Рыдания душили его, и чем сильнее он плакал, тем больше становился ком в груди, причиняя боль не только душевную, но и физическую. Антон задыхался, корчился на полу прихожей в темноте и тишине, нарушаемой только его тяжелыми всхлипами и приглушенными рыданиями. Чем не ад, спросил на удивление спокойный голос в его голове, как будто сторонний наблюдатель, ты родился в аду, жил в аду, а после смерти тебя, в лучшем случае, не ждет ничего. Почему? А кто его знает.
– Будь ты проклят! – прохрипел Антон, сам не зная, к кому обращается, – я этого не заслужил! Я ничего не сделал!
В порыве эмоций он ударил рукой об пол, по ней тот час побежала горячая волна боли. И вдруг она превратилась в волну злости. Рыча и захлебываясь слезами, он лупил по полу, пока рука не онемела. Мне нечего терять, крутилась в голове мысль, теперь я совершенно свободен, у меня почти ничего не осталось, ни жизни, ни надежд, ни смысла. Но у тебя остались друзья, снова дал о себе знать сторонний наблюдатель в его голове, у тебя есть близкие люди, а ведь многие лишены и этого. И у тебя есть выбор. Он всегда есть.
Да, подумал Антон, я могу перерезать себе вены, а могу сунуть голову в духовку, я еще много чего могу, интернет полон рецептов для отчаявшихся. А еще я могу просто ждать, пока монета не высосет из меня последние капли жизни. Да, этот мир такой щедрый, только выбирать приходится между очень плохим и ужасным.
И снова слезы полились рекой, но ком в груди как будто уменьшился, по крайней мере, уже не так сильно давил в груди. Да у него есть Рита и Аннета, и как ни странно, но мысли о том, что кто-то заметит, если его не станет – не «если», а «когда», поправил он сам себя – кто-то будет тосковать и горевать о нем, эти мысли почему-то приносили странное облегчение. Все мы эгоисты, подумал он, с трудом втягивая воздух, в конечном счете, мы всегда хотим, чтобы кто-то держал нас за руку, когда мы летим в бездну.
И ту его осенило.
– О, черт! – вырвалось у него, глаза вдруг округлились в темноте, на мгновение он даже перестал всхлипывать. – Какой же я идиот! Как же я опять попался!
Шок сменился страхом. Не за себя, он боялся за своих близких, за тех, кто держал его за руку, и кого он не собирался тащить за собой в ад, но, кажется, потащил.
– Это было ошибкой, – прошептал он, прижимая ноющую руку к груди. – Нельзя было приносить ее домой.
Теперь он понял. У монеты, и правда, был свой коварный план, она убивала его, уже почти убила, но ей всегда было мало. Зло не знает слова «стоп», оно как лавина, катится и катится, набирая массу, и сейчас он внес свой маленький вклад. Он ведь спрятал ее, изолировал от людей, но это ее не устраивало, ведь когда он умрет, она останется там, и каким бы ни было ее могущество, отрастить ноги или прыгнуть самой кому-то в руки она не могла. Она была паразитом из ада, а паразиту всегда нужен хозяин, который позаботится о нем и передаст другому, когда сам отдаст все, что мог. И почуяв, что ему скоро конец, она как-то призвала его, и он вернул ее домой, в среду людей. И теперь, когда его не станет, конечно же, Рита или Аннета или даже какой-то работяга-грузчик, которого они наймут для разбора вещей, возьмет ее. И она примется за них.
– Нет, – прошептал он, – нет, этого не будет. Слышишь меня? Я сделаю все и даже больше, но ты их не получишь, сука. Не получишь.
И да, у него был выбор. Перед тем, как покинуть сцену, он намеревался упрятать ее туда, где никто не найдет ее в ближайшие сто лет. Он знал, что монета коварна, но Антон вполне серьезно решил, что поползет, цепляясь зубами за землю, если до этого дойдет, но обезопасит тех, кто ему дорог. Но надо спешить, подумал он, мое время уходит. А пока у него оставался и другой вариант – вернуть монету тому, кто ее подсунул. Да, это будет нелегко, и он не был до конца уверен, что тот нищий, и правда, существует, но это был еще один шанс. А Антон был не в том положении, чтобы отвергать хоть один из них.
В темноте он поджал колени к груди, озноб прекратился, ком в груди постепенно сдувался. Он успокаивался, и это странное чувство умиротворения на самом краю бездны пугало его и одновременно
