Дар - Элеонора Бостан
Надо встать, сказал он себе, встать и добраться до кровати. Но дремота накатывала, как прилив, унося его сознание в пучину глубоко сна. Никуда я не пойду, решил Антон, сдаваясь этим нежным настойчивым волнам, к черту приличия или правила, отныне – только комфорт. Было лето, в квартире было тепло, ковер был мягким, и, погружаясь в темные глубины сна, Антон подумал, что финишная прямая жизни хороша тем, что по ней ты летишь без тормозов.
Глава 10
Серое небо опять нависало над городом, дождя не было, но ветер, в котором уже чувствовались первые нотки осени, трепал одежду и свистел в узких грязных проулках за пределами центра. Шел 5й день поисков, но пока они так никого и не нашли. Антон кутался в толстую фланелевую рубашку, но очередной порыв ветра безжалостно выдувал все тепло, накопленное его тающим телом.
За три дня они прочесали парк, вокзал и ближайшие улицы, прошли по тому переулку, куда свернул старик в тот день, когда Антон видел его из автобуса. Ничего. Он как будто растворился в сыром воздухе, а может, вообще никогда не жил. Они тратили на поиски почти весь день, Антон передвигался крайне медленно и часто отдыхал, но каждый раз вставал и снова сворачивал на очередную улицу и спрашивал очередного продавца газет или уличного попрошайку. Он и сам не понимал, как еще может ходить и выдерживать такую нагрузку, да и не хотел понимать, призрачная надежда стала его топливом. Теперь, она – единственное, что у него осталось, утром после той ночи на ковре, он позвонил и уволился с работы. Такой поворот событий казался ему совершенным безумием еще два месяца назад, как если бы ему сказали, что пришельцы высадятся на Красной площади и официально потребуют аудиенции у папы Римского. Но он на самом деле позвонил и, сославшись на здоровье, закончил свою карьеру в одном из крупнейших банков города. Финишная прямая, сказал себе Антон, повесив трубку, к черту тормоза.
Теперь я официально безработный, подумал Антон, глядя на узкую глухую улочку, ветер гонял по покрытому выбоинами асфальту обертки, пластиковые стаканчики и разорванные пакеты. Теперь я на другой стороне, и возможно, стану одним из обитателей этого призрачного мира.
На 4й день они решили расширить круг поисков, углубляя все дальше в промышленную зону, уходя все дальше от чистых, хорошо освещенных улиц центра, и Антон снова открыл для себя мир, о котором и не подозревал, хотя жил почти бок о бок с ним. Призрачный мир, где все окрашено в серый, где дни не имеют названий, а часы всегда показывают без «пяти сумерки». В этом мире жили люди, ставшие невидимками для тех, кто спешил на работу, в школу или на гулянки, особый вид жителей сумеречной зоны, у которых не было ничего, кроме этих бесконечных дней, наполненных борьбой за выживание, за лучшее место для ночлега, за привилегию порыться в мусорном бачке на главной улице. Они жили в параллельном мире, жизнью, о которой такие как Антон ничего не знали и не хотели знать.
– Жутковато здесь, – сказала Рита, кутаясь в свитер, доходивший ей почти до колен, – глядя на эти улицы, я готова поверить, что никакого нищего нет, что это был демон или сам дьявол.
– К этому и идет, – согласился Антон, ежась на холодном ветру.
Он сидел на пустом ящике возле заколоченного склада, давая отдых распухшему колену и слабеющим с каждым днем ногам. День только перевали за полдень, но здесь тени роились по углам, а серое небо казалось вечерним. Улица была совершенно безлюдной, если в остальных зданиях и были люди, то они ничем себя не выдавали, как последние выжившие после апокалипсиса, боящиеся собственных теней. Только ветер гулял между невысокими зданиями, о предназначении которых Антон даже не догадывался. Он завернулся в рубашку, как в одеяло, поражаясь тому, насколько меньше его стало. Неужели когда-то я был таким, думал он, что заполнял собой всю эту ткань?
Но слабость была не единственным стервятником, терзающим его умирающее тело, он почти ничего не ел, но, все равно, тошнота то и дело накатывала тяжелыми волнами. Один раз он даже блевал в узком проулке между двумя магазинами, скорчившись за мусорным контейнером и сгорая от стыда. Хотя, «блевал» – слишком громкое слово, поправил себя Антон, скорее мой желудок пытался избавиться от того, чего в нем не было. Иногда ему казалось, что он сейчас отключится, просто упадет и уснет, или что это там с ним бывало. И тогда он начинал щипать себя, но это не помогало, наступал период полной темноты, провал, а потом он вдруг обнаруживал себя идущим по улице рядом с Ритой и Аннетой или сидящим на лавочке или прямо на бордюре. «Ты начал отключаться, – сказала Аннета, когда он в первый раз спросил, что с ним было, – мы вовремя заметили, что ты сейчас грохнешься в обморок, и посадили тебя». И опять горячая волна стыда утопила его, в последнее время ему все время было неловко и стыдно за себя, но Антон открыл, что к этому нельзя привыкнуть.
А иногда его мозг отключался, а тело продолжало идти, и это тоже пугало его не меньше, чем заплетающиеся ноги и необходимость присесть. Я превращаюсь в зомби, подумал он, когда в очередной раз вынырнул из темноты и обнаружил себя шагающим по переулку. Ходячий мертвец – вот кто я такой.
– Ну как, отдышался? – спросила Аннета, она стояла рядом и с тревогой всматривалась в его лицо. Одышка – так звали его новую подругу. И, похоже, намерения у нее были серьезные. – Ты такой смешной в этих штанах и огромной рубашке.
Антон улыбнулся и провел рукой по плотной ткани. Он так исхудал, что больше не мог носить свою одежду, как бы ни затягивал он ремень, все равно в брюках оставалось еще слишком много свободного места. Поэтому девушкам пришлось заняться его новым гардеробом. И эти темно-коричневые брюки из плотной ткани были одной из
