Американские девочки - Элисон Аммингер
Будь это не Роджер, а кто-нибудь другой, я бы, наверное, решила, что идея крутая. Перед съемками этой сцены Роджер объяснил актерам вот что: люди вечно ходят и запирают двери на замки, оглядываются через плечо, нервно реагируют на слишком близкий шорох шагов на ночной парковке, на заброшенные здания с выбитыми окнами, на незнакомца, выступающего из тени. Но у него по ходу съемки фильма случилось нечто вроде озарения: формируя исходную концепцию, он, оказывается, заблуждался. Настоящая опасность таится вовсе не в том случайном и будоражащем насилии, которое показывают в новостях, – настоящая опасность имеет вампирический характер, мы сами притягиваем ее в свою жизнь, потому что она говорит нам именно то, что мы хотим слышать. Чарльз Мэнсон никогда не смог бы стать Чарльзом Мэнсоном, если бы не десятки девочек, готовых на все, жаждущих внимания – искалеченных тихой жестокостью того, что происходит за всеми этими запертыми на замки дверьми.
– И это вовсе не означает, что ты не помогла мне, – сказал он в конце своей речи, кивая мне. – Ты и девочки Мэнсона, вы – мое вдохновение. А это – воплощение.
Финальная сцена была первым эпизодом, в котором сестра снялась после того, как с носа сняли шину. Если раньше нос у нее был безупречной формы, теперь у переносицы он немного искривился. Она его потом починит, я не сомневалась, ну а пока он делал ее более красивой: лицо Делии приобрело открытость, она была как бабочка, молящая мир пощадить ее едва начавшие раскрываться трепетные крылья. Она не знала, что я за ней подглядывала, когда она готовилась к съемке, и что я заметила, что она дольше обычного смотрелась в зеркало. И я почувствовала в ней слезы, те самые, которые пролились только перед камерой, смешанные с кровью. Но они были неподдельными.
Если бы вы видели, как начал рукоплескать Роджер после слова «Снято!», вы бы решили, что он только что закончил съемки «Гражданина Кейна».
– Ты стала еще красивее, – уверял он, прикладывая полотенце к носу сестры, которая так и продолжала плакать. – Ты создала нечто настоящее. Такое настоящее.
Сестра оставалась безутешной. Возможно, дело было в месте съемок: здесь словно зависло, задержалось в воздухе что-то из прошлого. Да, построили новый дом, газоны засеяли новой травой, между прежним домом с его историей и новым домом пролегла дистанция в пятьдесят, пусть даже сто лет. Но ничего не изменилось. И даже этим теплым погожим днем, переходящим плавно в вечер, а может, особенно в такое время, когда, казалось, ничего страшного или жестокого не может случиться в столь безмятежном и красивом месте, склон холма все равно наводил жуть.
– Это вообще больше не похоже на мое лицо, – наконец произнесла сестра.
Она была права, но дело не только в носе. Сестра испытывала страх. Лицо составляло ее судьбу, ее богатство, а теперь оно вдруг сделалось другим. Как я считала, даже лучше, – но не таким, как прежде.
Актер звонил своему агенту. Его, похоже, происходящее не слишком волновало.
– Я не могу снова просить у тебя прощения, – сказал Роджер. – И все равно прошу.
– Это не важно. Теперь уже ничего не исправишь.
– Я считаю, что ты выглядишь лучше. – Наконец-то я нашла в себе силы это произнести, и не потому, что мне хотелось утешить Делию, а потому, что это было правдой.
Она перестала плакать и снова посмотрелась в косметическое зеркальце, которое всегда носила в сумке.
– Выглядит как произведение сраного современного искусства. В павильоне кривых зеркал я и то смотрелась бы лучше.
– Нет, вовсе нет.
– Фильм должен произвести фурор на «Сандэнсе», на меньшее я не согласна.
– Гигантский, – энергично закивал Роджер. – Мы постучались в коллективное бессознательное Америки. Ее насилия. Если бы можно было все отмотать назад, я бы сломал собственный нос, но фильм – он красивый. Он перерос в нечто большее. Ты по-настоящему пострадала ради искусства.
«Пожалуйста, – мысленно взмолилась я, – пожалуйста, пусть она скажет „да“. Пусть он сломает себе нос».
– Не надо корчить из себя королеву драмы, – сказала Делия. – Бабьего в тебе и так хватает. – Она мне подмигнула, и в ту же минуту внезапно снова стала сама собой.
– Ну, я пошел, – сказал ее киношный муж, после чего мы быстренько пожали друг другу руки, обменялись воздушными поцелуями, и он помчал сниматься в очередной романтической комедии.
– Нужно это дело отпраздновать, – сказал Роджер. – У нас день завершения съемок, а у тебя, Анна, идет последняя неделя в Лос-Анджелесе, да?
– Да, – ответила я. – Мне нужно закончить эссе для школы.
– Все эссе переезжают на следующую неделю. Сегодня мы обязаны поднять бокалы.
– Я не хочу поднимать бокалы. Мне нельзя поднимать бокалы.
– Расслабься, – сказала Делия. – Пойдем в какое-нибудь тихое местечко. Думаю, мне надо залить глаза пивом, чтобы научиться смотреть на свое лицо. Может, после нескольких бокалов я снова начну себе нравиться.
– А если бы ты действительно стала уродиной, ты и правда покончила бы с собой?
– Господи, Анна, послушать тебя, так я самый тщеславный человек на свете. Ты видела, как я выглядела в последних кадрах?
– Великая актерская игра, – перебил Роджер, – требует великого смирения.
Так вот какой мне предстоит вечерок. А я-то надеялась, что они меня подбросят до Декса, и я смогу повидаться с Джереми на вечеринке, посвященной завершению съемок «Чипов на палубе!». Вечеринка начиналась через три часа, и если Делия к тому времени все еще будет достаточно трезвой, чтобы сесть за руль, или же достаточно пьяной, чтобы не заметить моего исчезновения, надежда еще оставалась.
Роджер отвез нас в гавайский бар в Силвер-Лейке – хипстерском райончике неподалеку от его дома. Я думала, там будет пусто, но там набралось не меньше пятнадцати-двадцати человек; кто-то в одиночку сидел за компьютером, кто-то потягивал коктейли в компании друзей.
– Я здесь завсегдатай, – сказал Роджер. – Ты сама не заказывай алкоголь, и все будет в порядке.
У принимавшей наш заказ официантки были длинные прямые волосы и выкрашенная в черный цвет челка, доступные взгляду части тела густо покрывала татуировка. Она знала Роджера и усмехнулась, когда он представил меня как сценариста своего следующего фильма.
– Смотри, деточка, чтобы он не забыл тебе заплатить, – сказала она, подмигивая мне как старой подружке.
– Я скучала по этому месту, – сказала Делия после второй порции скотча с содовой. – Как думаете, это будет очень неправильно, если дальше я буду пить скотч без содовой? – Она провела пальцем по следу от капельки, сползавшей по стакану. Глаза у нее все еще
