Сотня цветов. Японская драма о сыне, матери и ускользающей во времени памяти - Гэнки Кавамура
С вершины лестницы, на которую мать с сыном поднялись, открывался вид на неровный овал озера, на котором безмятежно покачивались темно-синие гребни волн. Водная гладь опоясывала небольшой плавающий остров, с которого скоро должны были запускать фейерверки.
Там виднелись тории – красные синтоистские ворота, – и вид их навевал ощущение сакраментальности происходящего. Линию берега выделила жирной линией длинная колонна собравшихся зрителей. С противоположной стороны озера за шумными гостями наблюдали погруженные во мрак горы.
* * *
Идзуми с матерью прошли вдоль расчерченных белой бумажной лентой мест и заняли свои соседствующие «квадратики». Отсюда можно было спокойно наблюдать за тем, как озеро переливается сине-черными красками. Ровно в семь часов голос из динамиков провозгласил начало фестиваля, и одновременно с этим был запущен первый фейерверк, раскрывшийся красными искрами. За ним последовал непрерывный грохот взрывов.
Вживую вспышки производили на Идзуми такое сильное впечатление, какого он никак не ожидал от каких-то огней в небе. Вместе с мамой он восхищенно вздыхал при каждом новом залпе. Юрико, заметив, как их междометия сливались воедино, оторвала взгляд от неба и радостно посмотрела на сына. Ее взгляд горел восторгом: «Ты сейчас почувствовал то же самое!»
Из динамиков полилась баллада, взлетевшая в этом году на вершины чартов. В такт мелодии было запущено несколько фейерверков, раскрывшихся в форме сердца. Толпа всколыхнулась, послышались восторженные возгласы, загремели аплодисменты. Следом зазвучала мелодия из одного научно-фантастического фильма, под которую искры фейерверков разбежались по всему пространству неба, изображая звезды. Следующая вспышка превратилась в летающую тарелку, за ней – в бабочку, улитку, четырехлистный клевер – на небе загорались фигуры – одна другой удивительнее.
Многие зрители держали в руке пишущие инструменты и после каждой вспышки черкали что-то в буклетах.
– Бабуль, не знаешь? Здесь же не просто фестиваль, а соревнование! – заметив пытливый взгляд Юрико, пояснил сидевший рядом паренек, окрашенный в светлый блонд. Он протянул ей свой листок. – Вот, можно так каждому фейерверку проставлять оценки.
Парень широко улыбнулся, демонстрируя золото зубов. На черном юката молодого человека застыл вышитый дракон, и по всему полотну халата были густо разбросаны нечитаемые иероглифы. Сидевшая с юношей его подружка с коричневым хвостом была одета в такое же, – вероятно, из одного парного комплекта – кимоно.
– Предыдущая программа фейерверков была от префектуры Тотиги, сейчас идет от Нагано. Дальше должно быть представление от префектуры Акиты, потом – от Ниигаты. От Токио тоже будет! Здесь представляют свои творения и соревнуются пиротехники со всей страны.
Действительно, можно было услышать, что при запуске объявляли название компании, которая являлась автором той или иной программы и изготовителем фейерверков.
«Сколько ж лет я уже не ходила на фейерверки!», «Вау!», «Круть!», «Вот этот – вообще огонь!» – подружка парня встречала восхищенными восклицаниями каждую новую вспышку и ненадолго опускала взгляд, чтобы вписать баллы.
– Эй, ты че там, всем сотки ставишь? – поддел ее золотовласый юноша.
Парень обратился к Юрико:
– Бабуль, ты тоже давай! Завтра в газетах опубликуют баллы, которые ставила конкурсная комиссия – можно будет сравнить со своими. Это прикольно! – посоветовал он и вручил Юрико буклет с ручкой. – Бери-бери: нам и одного хватит!
Юрико немного растерялась, но все-таки собралась и улыбнулась пареньку:
– Спасибо, но правда не стоит.
– Да ладно, бабуль, не стесняйся, держи!
Юноша так настойчиво протягивал буклет, что Идзуми взял его за маму. Он раскрыл сложенную бумажку: внутри был полный список программ фейерверков сегодняшнего фестиваля. Юрико тоже заглянула посмотреть, что там написано, и, изучив содержимое, задумчиво произнесла:
– Все равно все забывается: и цвет, и форма, и какой понравился больше всего. Но разве фейерверки вызывали бы такой восторг, если бы люди все помнили о предыдущих?
Юрико взяла буклет и вернула его пареньку. Идзуми счел, что вся эта ситуация с буклетом вышла по их с мамой вине какой-то некрасивой, поэтому наклонил перед соседями голову с намерением извиниться. Но тут же его перебили парень с подружкой, кидая фразы: «Глубоко сказано!», «Четко подмечено!», «Рили!» Парочка закивала, выражая согласие с мыслями Юрико, и в воздухе закачались свисавшие с ушей молодых людей многочисленные серьги. Между тем фейерверки продолжали взрываться в небе.
* * *
Мама уже не могла называть сына «Идзуми». Каким-то образом она чувствовала, что человек перед ней – ее ребенок, но имя – имя, которое Юрико произнесла за свою жизнь тысячи, десятки тысяч раз – стало очередным «лишением», с которым ей пришлось смириться.
По мере того как словарный запас Юрико истощался, она все чаще стала погружаться в странную сонливость. Днем она часто проводила время без движения, сидя на одном месте, вечером ложилась все раньше, а утром просыпалась все позже. Она спала сладко, как младенец.
Идзуми беспокоился о состоянии мамы. Пусть она забыла его имя, но в ее памяти, похоже, еще хранились какие-то совместные воспоминания. Но он понимал: не ровен час, факт самого существования Идзуми сотрется из сознания Юрико так же, как и имя. Сына мучил вопрос, что же тогда вообще останется в маминой памяти.
* * *
Когда закончилась последняя, двадцать пятая, подготовленная на соревнование программа, небо было уже наглухо затянуто тьмой. Закончив проставлять оценки, золотовласый парень подытожил: «В этот раз прям мощно было!» – и, заряженный такой энергетикой, залпом опустошил заготовленную банку пива. Юрико, зажав двумя руками чай в бутылочке, пристально вглядывалась в колыхавшуюся черную пелену озера. Она не проронила ни слова.
– И наконец мы готовы представить вашему вниманию визитную карточку нашего фестиваля – фейерверки у глади озера Сува! – провозгласил голос из динамиков, и над водой раскрылись полукруглые вспышки.
Через секунду по толпе понесся гул, словно исходивший из недр земли. Прямо у водной поверхности распускались половинки круглых цветов из ярких искр, а озеро, словно расстеленное внизу зеркало, отражало их. Искры реального и иллюзорного миров соединялись в один круг фейерверка.
– И кульминация сегодняшнего вечера: встречайте буйное цветение огненных бутонов! – снова раздался голос из динамиков, а вместе с ним – беспрерывные взрывы вспышек, распускавшихся в небе над «полукруглыми» фейерверками.
Наблюдая за тем, как взлетают искры, Идзуми погрузился в мысли, которые уносили его
