Привет, красавица - Энн Наполитано
К нему подошла Эмелин. Как и сестры, она была в подаренном свитере — в бело-лиловую полоску. Троица выглядела командой по непонятному зимнему виду спорта.
— Все хорошо? — спросила Эмелин.
Уильям кивнул и пригубил вино.
— Я скоро поеду домой. Сегодня автобусы закончат ходить раньше.
Эмелин смотрела на него широко раскрытыми глазами, она положила руку ему на плечо. Уильям сообразил, что она слегка пьяна.
— Ты знаешь, что я лесбиянка? Они тебе сказали? Я только недавно начала себя так называть.
Уильям не знал. На мгновение задумался и решил, что это не его дело.
— Ты выглядишь счастливой.
Она и в самом деле так выглядела. Лицо у Эмелин сияло, никогда прежде Уильям не видел ее такой. С самой первой их встречи на баскетбольном матче, когда ей было четырнадцать, в ней угадывалась неуверенность. Она постоянно кого-то опекала и кому-то помогала, но сама оставалась на обочине жизни, словно еще не подошла ее очередь жить. Уильям считал неуверенность свойством ее натуры, но теперь она пропала. Эмелин казалась абсолютно другим человеком.
Она потянулась к уху Уильяма и прошептала:
— Я влюбилась.
У Уильяма будто щелкнуло в голове, щеки опалило жаром, и его омыло столь сильной тоской, что на мгновение ему почудилось, что он заплачет. Фраза «Я влюбилась» пронзила его, точно стрела из прошлого. Он знал, что никогда не любил Джулию по-настоящему, а она не любила его. Теперь в своей новой жизни он обитал на безопасной территории, не имеющей выхода к морю, а любовь была морем. Он предпочитал стабильность, не желая рисковать. Он криво улыбнулся Эмелин, схватил пальто и, пожелав веселого Рождества, вышел из дома. Густой снег приглушал свет городских огней, и Уильям ощутил громадное облегчение, стоя на автобусной остановке. Именно здесь он был своим — в полутьме.
Всего через полчаса после того, как он вернулся в почти пустое общежитие (на каникулы не разъехались только иностранцы и заядлые спортсмены), в дверь его комнаты постучали. Уильям вздохнул, решив, что это, наверное, мающийся в одиночестве студент или пожилой вахтер, рассчитывающий на угощение выпивкой. Он неохотно открыл дверь.
В коридоре стояла Сильвия, на плечах ее таял снег. Она вошла в квартиру и скинула пальто. На ней был полосатый свитер. Уильям растерянно моргнул.
— Как ты здесь оказалась? Приехала следующим автобусом?
Сильвия прошла мимо него в центр маленькой комнаты.
— Думаешь, я не понимаю, что ты делаешь?
— Прости?
— Ты пытаешься отстраниться. От меня, от нас. — Сильвия прикусила губу. — Джулия исчезла, теперь исчезаешь ты.
На стене громко тикали часы. Часть казенной обстановки, они, вероятно, напоминали всем обитателям квартиры, что время проходит. Уильяма кинуло в пот. Сойдясь с Джулией, он потратил немало сил, чтобы войти в семью Падавано. Штудировал руководство сантехника, чтобы заменить проржавевшую трубу под кухонной мойкой. После обеда выдергивал сорняки в огороде Розы. В библиотеке брал поэтические сборники, чтобы понимать, о чем говорит Чарли. Теперь он чувствовал себя виноватым в том, что усилия его оказались столь успешны. Они с женой расстались, но каким-то образом он все еще оставался частью ее семьи. Неделю назад у Цецилии сорвало кран в ванной, она позвонила ему, и он с инструментами помчался к ней. Три сестры Падавано как будто умышленно не замечали истинного положения дел: Уильям не заслуживал семью, которую Джулия покинула вынужденно.
«Пожалуйста, уходи», — подумал он. Тело и мозг тянули его в сумрак, погруженный в воду, где нет переживаний, где все приглушено. Но он больше не мог такого повторить.
— Тебе нельзя здесь оставаться, — сказал Уильям, глядя в сторону. — Правила запрещают после определенного часа принимать гостей женского пола.
— Да ладно тебе.
Про себя Уильям согласился, что отговорка слабая. И сам он слаб. Правда в том, что рядом с Сильвией ему было неуютно, в ее присутствии ему чего-то хотелось. Чего-то не заслуженного, что породит еще больший хаос. Решив отделиться от Падавано, он на самом деле имел в виду Сильвию. Всякий раз, как она входила в больничную палату, у него учащалось сердцебиение. Он знал, что должен отойти от нее. Сделать это было бы легче, если бы в тот последний день она не попросила разрешения взять его за руку. Всю жизнь он себя сдерживал. В детстве кашлял в шкафу, чтобы не огорчать родителей. Студент-середнячок, он вечно запаздывал с ответной улыбкой или рукопожатием. На баскетбольной площадке обретал уверенность, только владея мячом. Он почувствовал облегчение, когда его выбрала сильная женщина-электрогенератор, которая дала ему планы, графики, даже мысли. Он следовал ее указаниям, которые в конце концов увели его так далеко от самого себя, что он перестал быть личностью.
В больнице Уильям позволил себе проникнуться сочувствием к одинокому ребенку, которым он когда-то был, к парню, потерявшему надежду после того, как травма вынудила его покинуть баскетбольную площадку. В больнице он обрел голос, а лекарства способствовали тому, что он, открыв глаза утром, не думал о том, как пережить наступивший день. Теперь целью были относительное здоровье, относительное благополучие и относительное счастье (видимо, такую же задачу ставили перед собой и его врачи). Но когда Сильвия взяла его за руку, он испытал ощущение, о котором и не подозревал. Он держал ее за руку и ощущал себя цельным. Пугающее и прекрасное чувство, что-то переменившее внутри него. Сейчас ему хотелось, чтобы Сильвии не было в этой комнате, чтобы не было этого разговора, но одновременно ему хотелось взять ее за руку. Он снова желал испытать то же ощущение. Желал нестерпимо.
— Сегодня ты избегал смотреть на меня и говорить со мной, — сказала Сильвия. — А пару дней назад я пришла к тебе, но ты притворился, что тебя нет дома.
Он кивнул. Услышав стук в дверь, он выключил свет и притих.
— Тебе нужно оставить меня в покое, — проговорил Уильям. — Тебе нужно ходить на свидания, развлекаться. Я сломанный человек. А ты должна жить.
Если Цецилия слушала его с любопытством, то Сильвия была задумчива.
— Но это противоречит твоей мантре, — сказала она. — Ты не можешь притворяться, что тебя нет дома, если собрался жить без чуши и тайн.
Уильям вник в ее слова. Она права. Он делает ошибки, поэтому ей надо уйти. Дать ему жить тихо, осторожно, одиноко.
— Было бы честнее открыть дверь и сказать, почему не хочешь меня видеть. — Сильвия судорожно вздохнула. Шумный вздох ее напомнил порыв ветра, распахнувший окно. — Я не хочу, чтобы ты прятался, и сама
