Откровенные - Константин Михайлович Станюкович
Наконец, когда больной проснулся, Степан Ильич бросился к нему и так нежно стал его целовать, что мальчик смотрел недоумевающими глазами.
— Ты, ведь, узнал доброго дядю… Степана Ильича? — спрашивала Марья Евграфовна, охваченная волнением…
— Узнал… Вы приезжали к нам, когда мы были в Петербурге…
— Ну, как тебе, лучше, Вася?.. Ведь, лучше? — спрашивал Павлищев, стараясь скрыть свое чувство жалости под маской веселости.
— Нет… не лучше… Мама! Родная мама! Опять лихорадка! — вдруг проговорил он с тоскою в голосе и с каким-то отчаянием и вместе с мольбой глядел на мать широко-раскрытыми глазами, не обращая более никакого внимания на Павлищева.
Павлищев не мог более выдержать. Расстроенный, едва владея собой, он поцеловал руку сына и торопливо вышел из нумера.
В это заседание комиссии Степан Ильич председательствовал совсем не с обычным мастерством и говорил речи не столь красноречиво, как всегда. Несколько раз он даже, к удивлению господ членов, путался. И только, спустя некоторое время, он овладел собой, стараясь не думать об этом бледном, умирающем ребенке, который так неожиданно перевернул все его существование и словно-бы напомнил ему, что и у него может быть бескорыстная привязанность и что это чувство, вдруг охватившее его и согревшее, словно вешний луч солнца, может заставить хоть на время забыть государственные соображения.
Марк, бывший делопроизводителем комиссии и заметивший волнение Павлищева, догадался о причинах и, взглядывая на него, свежего и красивого в вицмундире с двумя звездами, подумал:
«Видно и в нем заговорило чувство производителя. Размяк его превосходительство. Совсем плохо работают задерживающие центры!»
И в голове Марка внезапно мелькнула мысль, вызвавшая на угрюмом лице его едва заметную довольную улыбку.
Тотчас же после комиссии. Степан Ильич наскоро пообедал и нагруженный игрушками, вернулся к Марье Евграфовне и просидел у нее целый вечер. Пришел и Марк, но оставался у сестры недолго. Он сказал, что на следующий день доставит заграничный паспорт, и ушел, крайне изумленный после того, как Павлищев сказал ему, что и он скоро едет за-границу.
«Дурак! Как бы он не прозевал министерства, если, старик в самом деле уйдет!» — подумал Марк, направляясь к себе домой…
Он был сегодня в озлобленном настроении. Диссертация на звание директора канцелярии, которую сегодня он представил министру и которую, по его требованию, прочел ему, не произвела того эффекта, на который он рассчитывал.
Дело в том что Марк и не догадывался, что в последние дни «старик», под влиянием нескольких слов, сообщенных ему одним высокопоставленным лицом, вдруг изменил свои мнения на счет средств быстро и скоро осчастливить Россию и собирался уйти в отставку, не оставив никакого исторического памятника, который, как оказывалось, мог возбудить против него неудовольствие. Вот почему он, выслушав внимательно записку Марка, передававшую в изящной литературной форме то, что его высокопревосходительство частью набросал и частью устно сообщил Марку, хотя и похвалил за точность, ясность и слог, но особенного удовольствия не выразил и проговорил:
— Оставьте, я еще раз просмотрю… Тут кое-что надо изменить и кое-что дополнить…
— Вы изволите сделать указания?
— Сделаю… Пока можно повременить…
И с этими словами, протянув руку Марку, простился с ним благосклонным кивком головы, ни словом не заикнувшись о месте, о котором уже раньше намекал Марку.
Теперь Марк начинал уже сомневаться, что старик уйдет. «Видно, в самом деле даже и при переутомлении трудно расставаться с властью!» — усмехнулся Марк, недовольный, что диссертация его провалилась.
А вдобавок, и Павлищев хочет уезжать!? Неужели он уедет в такое горячее время? А если «старик», в самом деле, наконец решится уйти?
К изумлению Марка, Павлищев действительно взял отпуск и через неделю после отъезда сестры уехал заграницу.
XII
Благодаря миллиону Ксении, дела Трифонова начали поправляться. Во-время уплаченные долги по векселям спасли кредит Василия Захаровича, и крушение миновало. Старик ожил. Счастье опять к нему повернулось. Два его завода — железоделательный и машиностроительный, долгое время остававшиеся без работы и приносившие огромные убытки, получили большие заказы, а на строившийся на Урале гигантский завод, на который Трифонов истратил почти все свои наличные деньги, завод, обещавший в будущем неисчислимые выгоды, находились покупатели и компаньоны. Представитель одной французской компании уже был на месте и, вернувшись, предлагал весьма солидную цену. Василий Захарович, почувствовавший себя снова помолодевшим и окрепшим, теперь колебался: продавать ли завод совсем или взять компаньона для того, чтобы окончить это грандиозное сооружение и пустить его в ход. Ему теперь жаль было расстаться с этим своим «детищем», которое чуть-было не довело его до несостоятельности. Еще год, другой и это предприятие будет приносить громадные барыши…
С другой стороны, его несколько смущало то обстоятельство, что завод слишком далек от его глаз, и уж ему, старику, не так-то легко разъезжать, как, бывало, прежде. А без его хозяйского глаза дело могло идти скверно. И то при постройке его порядочно-таки «нагрели»: из представленных отчетов ясно было, что его обкрадывают. Он сменил главноуправляющего и строителя, но не особенно был уверен и в новых, назначенных им людях… И Василий Захарович мог только досадовать, сознавая свое бессилие. Ему бы следовало самому быть там, на месте, но ехать было нельзя в виду запутанности дел. А разделавшись с заводом, он может снова быть вполне спокоен за будущее своей семьи. Особенно его озабочивала участь его любимицы Ксюши… Ведь, после его смерти некому управлять делами. Сын совершенном этому неспособен, да и не тянет его к этому. Ксюша, положим, и могла бы, но за что наваливать на нее подобную обузу, да еще совсем для нее новую и едва ли приятную.
Она и теперь добровольно взялась помогать отцу и сделалась его секретарем — одна ведет всю его деловую переписку и исполняет это дело так хорошо и толково, что старик просто в восхищении. Но он понимал, что она делает это ради любви к отцу и чтоб заполнить чем-нибудь свое время. Эта работа ее пока занимала и, к удовольствию старика, еще более сблизила с ним дочь. Они чаще бывали вместе.
Такие мысли занимали Василия Захаровича и в это утро, когда он сидел в кабинете, у письменного стола, и снова перечитывал проект купчей крепости, составленный адвокатом Уржумцевым. Тут же на столе лежал и французский перевод, сделанный Ксенией. Сегодня в
