Истории Фирозша-Баг - Рохинтон Мистри
Тротуар по другую сторону дороги занимали лоточники-контрабандисты с иностранными товарами. Но эти меня не интересовали, я стоял там, где остановился. Какой-то человек продавал разные игрушки. Он демонстрировал их поочередно, выкрикивая:
– Игрушки для всех, игрушки для деток! Игрушки папам, игрушки мамам!
Другой с дьявольской энергией швырял об землю стеклянные шары и вопил:
– Не-бью-щи-е-ся! Не-бью-щи-е-ся!
Пока я слушал эти напевы лоточников, сгустились сумерки. На некоторых прилавках зажглись керосиновые лампы, прерывистой линией обозначив торговые ряды по обе стороны улицы.
Я спокойно стоял и смотрел. Разочарование, охватившее меня по приезде, начало стихать. В тот момент, когда после захода солнца зажглись фонари, мне стало тепло и хорошо, и я почувствовал себя частью толпы, которая сейчас плыла прочь от фонтана «Флора». И я пошел вместе с ней.
Неожиданно чья-то рука на моем плече заставила меня обернуться. Это был Джамшед.
– Спорим, ты не ожидал увидеть меня в Бомбее.
– На самом деле ожидал. Перси написал, что ты собираешься приехать.
Но я тут же пожалел, что на свой страх и риск выдал ему эти сведения.
Впрочем, оказалось, что не было нужды беспокоиться из-за возможных неловких вопросов про Перси. Джамшеду, одетому с иголочки, не терпелось поделиться со мной другими мыслями.
– Так что ты здесь делаешь? За покупками собрался? – шутя, спросил он и презрительно махнул рукой в сторону лотков. – Гнусность какая, правда? Эти мерзавцы думают, что они хозяева улицы, – из-за них людям прохода нет. Полиции следовало бы прогнать их отсюда и разгромить их паршивые прилавки, честное слово!
Он остановился. И я подумал, что, наверное, мне надо ему что-то ответить. То, что понравилось бы Перси, если бы он услышал. Например, что эти люди всего лишь пытаются добыть себе хоть какое-то пропитание, выбрав среди смехотворного количества возможностей эту. По крайней мере, они не попрошайничают и не воруют. Но Джамшед не дал мне ничего сказать.
– Боже, какая трескотня! Здесь немыслимо просто тихо и спокойно пройтись. Поверь мне, я буду счастлив, когда пора будет лететь назад в Нью-Йорк.
Безнадежно. Опять повторялось все, о чем он писал мне год назад из Нью-Йорка. Тогда он на время нарушил покой, который я пытался обрести в своей новой жизни в Торонто, и я дал ему отпор ответным письмом. Но на сей раз я просто хотел как можно скорее от него избавиться. До того, как он развеет то душевное спокойствие, к которому я так стремился, и сделает его навеки недостижимым.
Вдруг я понял, почему Перси не хочет снова встречаться с Джамшедом, – он тоже чувствовал и боялся этого наводящего тоску присутствия.
Все уличные лотки вокруг нас погрузились в густой сумрак. Теперь каждый освещался мерцающим керосиновым фонарем. Что я мог сказать Джамшеду? Сколько сил понадобится, спрашивал я себя, чтобы зажечь фонарь в его душе.
Он ждал моей реакции. И я, чтобы не молчать, спросил, сколько он еще пробудет в Бомбее.
– Неделю. Целых семь дней, и они будут тянуться бесконечно. Но через пару дней я собираюсь заехать в Фирозша-Баг, скажи Перси.
Мы дошли до моей остановки. Какой-то нищий тронул его за рукав, и он машинально полез в карман за мелочью. Потом мы попрощались.
В автобусе я думал, как буду с ним объясняться, если через пару дней он спросит, почему я его не предупредил, что Перси не приедет.
Но так получилось, что ничего объяснять не пришлось.
На следующий день поздно вечером Перси неожиданно вернулся домой. Я бросился его встречать, но по выражению его лица стало ясно, что он возвратился не для того, чтобы сделать нам приятный сюрприз. Произошло что-то ужасное. Его лицо было пепельного цвета. Перси казался испуганным, потрясенным и с трудом пытался сохранять самообладание. Он попробовал улыбнуться, когда вяло пожал мне руку, но сил ответить на мои объятия у него уже не было.
– Что случилось? – спросила мама. – Ты плохо выглядишь.
Перси молча сел и начал снимать ботинки и носки. Потом поднял на нас глаза и сказал:
– Они убили Навджита.
Несколько минут мы все молчали. Перси сидел, держа в руках снятые носки, печальный, усталый и убитый.
Потом мама поднялась и сказала, что заварит чай. За чаем он рассказал о случившемся. Сначала медленно, неохотно, затем быстрее, захлебываясь, словно хотел как можно скорее покончить с этими воспоминаниями и разговорами.
– Кредиторы готовились снова устроить нам неприятности. Мы не думали, что они решатся на что-то такое же серьезное, как в прошлый раз. Пресса следила за нашей деятельностью, и о поджоге сообщалось во многих газетах. Вчера мы поехали к оптовику. Заказать семена на следующий год. А Навджит остался. Занимался бухгалтерией. Когда мы вернулись, он лежал без сознания. На полу. Лицо и голова в крови. Мы отнесли его в деревенский мобильный госпиталь – больницы там нет. Врач сказал, что у Навджита серьезное внутреннее повреждение – обширная травма головы. Через несколько часов он умер.
Мы снова замолчали. Может, когда позже мы окажемся с ним вместе в нашей старой комнате, Перси со мной поговорит. Но нет, он лежал в темноте на кровати, не спал и молча смотрел в потолок, следя глазами, как и я, за знакомыми трещинами, которые освещались проблесками уличных огней, пробивавшихся сквозь изношенные занавески. Ему нечего сказать? Но ведь должно же быть что-то, что я мог бы для него сделать!
Как ни странно, на следующий день это «что-то» сделал для Перси Джамшед.
Он пришел к нам вечером и преподнес маме коробку шоколадных конфет и сырные треугольнички. Она спросила, доволен ли он своим пребыванием в Бомбее. Как и следовало ожидать, Джамшед ответил:
– Ох, тетя Силлу, я, честное слово, так устал от этого места! Пыль, жара, толпы людей – с меня хватит.
И мама сочувственно закивала.
Вскоре наступил момент, которого боялся Перси. Мама попросила брата рассказать Джамшеду о событиях, которые так неожиданно привели его домой. Но Перси только покачал головой, и тогда она рассказала сама.
Когда она закончила, мы замялись. Что теперь будет? Но Джамшед не смог сдержаться. С видом человека, умудренного опытом, он глубоко вздохнул:
– Я с самого начала говорил тебе, что все это – пустая трата времени и что ничего у тебя не получится, помнишь? Каждый раз мы, встречаясь, это обсуждали, и ты смеялся над моим желанием уехать за границу. Но я до сих пор считаю, что для тебя самое лучшее –
