Мулен Руж - Пьер Ла Мюр
На крохотной сцене Аристид Брюан, облаченный в свой обычный бархатный костюм, высокие сапоги и с красным кашне на шее, исполнял «жизненную балладу» собственного сочинения, когда Анри осторожно пробрался за маленький столик в углу и подал знак гарсону.
– Двойной коньяк, – прошептал он, стараясь не нарушить слезливого настроения, охватившего женскую часть аудитории.
Как только выпивка была принесена, Анри взял бокал на тонкой ножке и залпом осушил его. Несколько секунд сидел неподвижно, откинув голову назад, закрыв глаза, чувствуя, как тепло от коньяка медленно растекается по телу. Затем открыл глаза, довольно улыбнулся и провел языком по усам. Все-таки замечательная вещь этот коньяк, просто бесподобная…
Анри с энтузиазмом присоединился к аплодисментам аудитории, и, глядя на это, Брюан, заметивший его еще когда он только вошел, благодарно улыбнулся, ибо, даже будучи поэтом, мог с первого взгляда распознать в человеке хорошего клиента.
– А теперь, – объявил шансонье, вытирая пот с полных щек, – с вашего позволения я исполню свою балладу «СенЛазар».
По аудитории пронесся взволнованный ропот. Аккомпаниатор взял несколько грустных аккордов на маленьком пианино. Брюан же придал своему широкому, чисто выбритому лицу скорбное выражение, перекинул через плечо конец кашне и запел.
«Сен-Лазар» по праву считался одним из его шедевров. С этим соглашались все, включая его самого. Жалобная мелодия быстро запоминалась, а сентиментальные слова трогали обитательниц Монмартра до глубины души. Как и в других «жизненных балладах» Брюана, в песне шла речь о проститутке, милой, славной девушке, которая работала на бульварах вовсе не от жадности, лени или врожденной склонности к профессии – нет, вовсе нет, – а просто от очень большой любви, переполнявшей ее сердце.
Будучи пойманной без карточки – той знаменитой красной карточки, выдаваемой проституткам в полицейской префектуре, – она была заключена в Сен-Лазар, ужасную тюремную больницу для женщин. И что вы думаете, она отчаялась и стала упиваться собственным горем? Нет. Все ее помыслы были обращены к любимому мужчине, оставшемуся без денег и лишившемуся уверенности в завтрашнем дне. Кто теперь заплатит за его выпивку и за помаду для волос? В отчаянии она берет ручку и лист бумаги и пишет ему жалобное письмо, полное слов преданности и невыразимой любви. Она пишет, как переживает о том, что он остался в одиночестве, без гроша в кармане, в то время как она не по своей воле гниет за решеткой! Но она призывает любимого не падать духом! Скоро ее выпустят, и она с радостью снова побежит к своему фонарному столбу, чтобы наверстать упущенное за время вынужденного бездействия.
Такая верность, такая преданность долгу возводила ремесло уличной шлюхи в ранг мученичества, заставляя слушательниц смахивать непрошеную слезу, упиваясь жалостью к себе.
На сцене Аристид Брюан продолжал еще с большей выразительностью выводить скорбные рулады, держась рукой за борт своего бархатного сюртука. На лице его выступила испарина.
Наконец он исполнил последний куплет.
В этом месте все присутствующие в зале женщины, получавшие в разное время от своих «возлюбленных» болезненные пинки, уже не сдерживали слез, прощая им в душе все прежние обиды. Как хорошо они понимали эту проститутку! Да и стоит ли внимания такая мелочь, как несколько пинков под зад, когда речь идет о таком возвышенном чувстве, как настоящая любовь?
Брюан закончил свое выступление под громкие аплодисменты. Дамы в зале вытирали слезы и шмыгали носом. Он поклонился, довольно улыбнулся, а затем сошел со сцены и направился к столику, за которым сидел Анри.
– Сил больше нет! – вздохнул он, тяжело опускаясь на банкетку. Все еще продолжая отдуваться, вытер лицо большим носовым платком. – Каждый раз эта песня доводит меня до изнеможения. Я вкладываю в нее слишком много души.
Анри сдержал улыбку. Неужели этот человек искренне верил в силу своего гения?
– Вы позволите угостить вас стаканчиком вина? – вежливо предложил он.
– Вина! Нет, что вы, месье! Напротив, я сам буду настаивать, чтобы вы приняли от меня угощение. Да, да, не отказывайтесь, я настаиваю. – Он властно сказал официанту: – Жак, еще один коньяк для господина.
Анри не пришлось долго удивляться столь невиданной щедрости. Как только заказ был принесен, Брюан с заговорщицким видом подался вперед, наклоняясь к нему через столик, и, понизив голос, сообщил, что его «Сен-Лазар» должен быть вот-вот опубликован.
– Да, после долгих мытарств мне все-таки удалось найти издателя. И теперь дело за самой малостью…
«Малостью», за которой дело стало, – тут шансонье окончательно перешел на шепот, – был небольшой рисунок, короче, простенький набросок, который можно было бы поместить на обложке «произведения».
– Вот я и подумал, что, возможно, вы не откажетесь мне помочь. Не надо ничего сложного. Просто маленький набросок, который не отнял бы у вас много времени. Я поэт, а вы же знаете, каково в наше время быть поэтом. – Он горестно вздохнул и развел руками. – Живешь впроголодь, без гроша в кармане…
Похоже, тот факт, что ему принадлежало одно из самых прибыльных кабаре на Монмартре, совершенно вылетел у бедолаги из головы. Но говорил он так искренне, что Анри пришел к заключению, что, как человек творческий, Брюан на самом деле искренне верил в свои собственные россказни.
– Пожалуйста, не беспокойтесь о деньгах, – обнадеживающе сказал он. – Я буду рад вам помочь.
Через несколько дней он принес Брюану готовый набросок и вскоре забыл об этом эпизоде.
«Сен-Лазар» с рисунком Анри на титульном листе ожидал мгновенный и феноменальный успех. Брюан и его издатели заработали неплохие деньги на слезах уличных проституток, жриц любви из борделя, вокзальных шлюх, девочек из пивных, а также потаскушек-одиночек и дорогих содержанок – короче, продажных женщин всех рангов и тарифов, которые все, как одна, узнавали себя в героине баллады. «Сен-Лазар» стал своего рода гимном профессии.
Анри это издание денег не принесло, но оно изменило его жизнь. Августейший и далекий мир искусства, никогда доселе не удостаивавший внимания такое низкое явление, как обложка для песни, вдруг с волнением и любопытством заговорил о его рисунке.
«Горький и исчерпывающий комментарий, затрагивающий проблему проституции…»
«Рисунок необычайной глубины, выполненный молодым и неизвестным художником…»
«Будущие работы этого молодого, но уже в полный голос заявившего о себе мастера наверняка привлекут к себе внимание любителей искусства…»
Вскоре Брюан издал текст еще одной своей песни. И само собой разумеется, снова обратился к художнику, который так хорошо понимает проблемы поэтов. И снова критики от искусства, изумленно вскидывая брови, извели реки чернил, чтобы написать о «жизненном реализме», «суровой реальности» этого «молодого и смелого» художника. Оставшись крайне доволен
