Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин
— И что собираешься делать?
Я не удержался.
— Писать книгу, — ответил я.
Не смог отказать себе в удовольствии.
— То есть книгу? — Роман поднялся со скамьи. — Какую?
— Эту самую. Про исчезновение.
— Но ее же я пишу, — возразил Роман.
— Ну и пиши. И ты пиши, и я. Потом посмотрим, у кого лучше. Культурный дарвинизм. Я, пока ехал, и название придумал. «Раскопки в Муми-доле».
— «Раскопки в Муми-доле»?! Ты же не хотел книгу писать!
Роман произвел руками незаконченное движение, словно собирался схватить меня за толстовку, а лицо у Романа вытянулось, стало обиженное и детское, вероятно, он на самом деле рассчитывал сочинить роман.
— Да ладно, Рома, шучу, — выдохнул я. — Не нужна мне твоя книга, пиши сам. А я… А я стану делать вид.
Это было смешно. Иногда я работал над книгами, но никогда не делал вид, что работаю над книгой.
— Я стану делать вид, а они на это поведутся.
— Поведутся? — спросил Роман.
— Абсолютно. Мы еще с места не сошли, а Хазин уже пену пустил. И Федя прибежал на вокзал на задних лапках. А если мы попробуем поговорить с местными… Сам Механошин восстанет из рыбьего праха и начнет ломиться в мою несчастную сторожку.
Пожалуй, неудачная шутка. Прости меня, Механошин.
— Для начала предлагаю посетить краеведческий музей, посмотреть на Бородулина. Можно сейчас сходить, тут недалеко.
— Предлагаю сначала пожрать, — сказал Роман.
— Пожрать?
— У меня со вчерашнего остался суп из сайры. Ты как?
Суп из сайры.
— Я очень хорошо варю рыбный суп, — заверил Роман. — Пришлось научиться, выбора не оставалось.
— Суп так суп, — согласился я.
— Вот и отлично. А ты в курсе, что если в суп из кильки в томате добавить лайм, имбирь и кокосовое молоко, то получается том ям. Один в один.
Но том яма у Романа сегодня не было, только из сайры. Сайра, вода, луковица, лавровый лист, сайры лучше две банки.
Мы отправились через парк к улице Любимова.
Хвои в этом направлении было гораздо больше, и она свалялась как войлок, что создавало затруднения для продвижения, приходилось либо брести напролом, либо задирать, как цапли, ноги.
— Наличие кепки позволяет нам провести сравнение, — рассуждал Роман. — Это первое, что приходит в голову…
Хвоя неприятно забилась в кроссовки и колола ноги.
Парк. Я знал его зеленым. Сложно поверить, но мы с бабушкой ходили в парк за грибами, бабушка могла найти грибы где угодно и в любое время года, хоть ранней весной; в парке росли в основном белые. Думаю, сейчас найти здесь грибы не получилось бы и у нее. Нет, здесь еще оставались небольшие островки жизни — откуда-то появились зеленые шишки, но… После сорока приметы осени видишь все чаще.
Бабушка говорила про чай — что чай ненастоящий. По мне, чай как чай, но бабушка настаивала, что он и близко не похож на тот, что продавался раньше. Я не знал вкуса настоящего. Но я помнил, как Ингирь кишел рыбой. Мы подбирались к берегу и топали — из воды выскаивали тучи перепуганных мальков, на которых из глубины тут же кидались голодные окуни. А в две тысячи первом рыбы не было, и для тех, кто родился в начале века — это обычная картина. Мы живем в засыхающем мире, пленка крутится все быстрее, иногда цвета почти неразличимы, и людям не снятся мобильные телефоны. Железный забор вокруг парка проржавел и лишился большей части прутьев, сохранившиеся были вывернуты и искалечены — видимо, следы работы черметчиков.
— Думаю, тот, кто отправил тебе кепку, рассчитывал именно на это. На то, что мы станем искать где-то здесь…
Протиснувшись через забор, мы оказались на Любимова и двинулись в сторону Сорока лет Октября, что немедленно вызвало у меня подозрения. Роман развивал тактику нашей деятельности:
— Можно осторожно попробовать собрать образцы у фигурантов. Волосы, окурок сигареты, ногти…
Роман явно злоупотреблял платформенными сериалами, впрочем, он прав насчет того, кто послал кепку, не исключено, что он тоже ценил платформенные сериалы.
— В принципе, неплохо, — согласился я. — Волос Зизи — моя давняя мечта, ребро Механошина — достойная цель. А еще можно обойти всех наших друзей, щелкая у них под носом зажигалкой, кто дернется — тот Черный Папа. А курить станем по очереди. Смотри-ка…
Напротив здания Первой школы блестел новенький билборд. Место вокруг него расчистили от посторонней зелени, чтобы было видно с разных сторон. Билборд в той же стилистике, что и в Овражном, содержание отличалось. Немолодой, но энергичный дядька в комбинезоне сидел за штурвалом комбайна, плывущего по неоглядным пшеничным пажитям. Далеко, на горизонте, поднимались белые, как паруса, корпуса зернохранилищ, механизатор уверенно вел машину торным путем продовольственной безопасности, «Достаток — уже сегодня!» — энергичным шрифтом сообщал билборд от лица хлебороба.
— Избирательная кампания скоро, — пояснил я.
— Вижу…
Роман сфотографировал билборд.
— Кстати, а куда мы идем?
— Ко мне. Я остановился у Снаткиной.
Если Снаткина жива, то у нее непременно кто-то останавливается. Роман стал рассказывать, как это случилось с ним, а навстречу опять стали попадаться люди, видимо, шли на работу.
— Я думал поймать возле вокзала такси — они там обычно стоят. Таксисты всегда знают, где что найти, но их не было. Потом смотрю — Снаткина чешет. Как всегда, с велосипедом…
Я слушал. Мы уже повернули на Сорок лет Октября.
— У нее есть еще комната, хочешь — переезжай, — предложил Роман. — Та же самая комната…
Та же самая комната ждет меня.
— Я подумаю… — сказал я. — Говорят, Снаткина ку-ку.
— Ку-ку, но так, без фанатизма, примерно на прежнем уровне. В чем-то стало даже лучше.
— В чем же?
— Теперь она смотрит телевизор в наушниках — сильно оглохла.
Снаткина оглохла. И Снаткина туда же, небесконечна.
— Проскрипции по вечерам сочиняет.
— Что? — не расслышал я.
— Записки. Вроде как донесения, работает каждый день.
— Кому доносит?
— Я так думаю, мирозданию.
Дом Снаткиной, как ни странно, увеличился в размерах. Я думал, случится иначе — дом съежится, как парк, одичавшие яблони повалят штакетники, борщевик перешагнет через канаву и войдет в сад. Но все оказалось по-другому. Снаткина нарастила дом немалым количеством приделок: двухэтажный сарай рядом с баней, погреб возле колодца, то ли большой парник, то ли оранжерея, то ли беседка, мансарда там, где были наши комнаты, еще один гараж и еще одна баня. Старый дом потерялся где-то внутри, а новостройки успели обрюзгнуть и облезть.
— К чему эта обильная архитектура? — спросил я.
— Я особо не спрашивал. Думаю, это строилось впрок. Вот моя бабушка, как только у нее появлялись
