Жизнь и ее мелочи - Светлана Васильевна Петрова
Попытка устроиться в посёлке на работу с проживанием в самой ничтожной служебной каморке тоже окончилась неудачей: пенсионеров никуда не брали, тем более на курортах занятость в основном сезонная и осенью идут массовые сокращения. Так, являясь «землевладельцем», Захар юридически оказался «лицом без определённого места жительства».
Как ни крути, путь оставался один. И казак, ставший бомжом, двинулся по направлению к покрытому лесом пространному скальному массиву под названием Бытха.
7
На языке убыхов, одного из малых черкесских племён, Бытха означает Хребет овцы. Гора не такая высокая, как длинная – больше трёх километров, и широкая, к тому же двугорбая, по крайней мере, так она выглядит с моря. До революции участки здесь раздавали под дачи, на приморском склоне лепились имения князей Голицына, Трубецкого, в сторону Мацесты – барона Врангеля, графа Витте и других знаменитых соотечественников. В 1934 году распахнул двери Военный санаторий им. Ворошилова, который прославился редким в те времена фуникулёром, доставлявшим отдыхающих с высоты на пляж и обратно.
Современное строительство, в основном спальных микрорайонов, развернулось только в 70-е и с каждым годом всё ширится. Но горы коварны и равновесие неустойчиво, на восточном склоне сохранились следы древнего гигантского оползня. Когда случится следующий? В погоне за лёгкой сиюминутной прибылью об отсроченных угрозах думать не принято.
Верхняя, крутая часть горы и сегодня покрыта девственным, труднопроходимым грабово-дубовым лесом, перемежающимся каменным хаосом. Ещё не так давно внизу было слышно, как ночами воют шакалы, а нынче дотошные туристы забираются высоко. Путеводители расписывают кавказский дуб и липу, которые растут из одного корня и обнимают друг друга, как мужчина и женщина в порыве страсти, руины древнего храма VIII века, заброшенное воинское кладбище горцев и языческие святилища Бытхи – так звали богиню убыхов, с незапамятных времён населявших землю между реками Бзугу и Мацеста. На этом месте сегодня вольготно раскинулся курортный город Сочи, или Саше – опять-таки на языке коренного народа. Язык уникальный – 4 гласных и 84 согласных буквы при отсутствии письменности.
Убыхи, имевшие славу самых свирепых воинов Кавказа, отличались высоким ростом, крепким телосложением и непримиримостью. После присоединения в 1864 году Северного Кавказа к России их поставили перед выбором – переселиться на Кубань или покинуть страну. Не желая изменять обычаям предков и будучи уже по большей части мусульманами, они предпочли уйти в Турцию, где их встретили не лучше: определили в специальные лагеря, дожидаясь, пока умрут старые и больные, но и те, кто выжил, оказались ущемлены в правах и растворились на просторах Османской империи. В результате геноцида со стороны русских властей и обмана турецких племя числится исчезнувшим, а его язык мёртвым.
Всё это Захар знал ещё со школы. Судьба убыхов напоминала ему судьбу казаков, и ожидать чего-либо хорошего от жизни на священной горе с таким печальным прошлым казалось наивно. Но вариантов не было, его дорога, по иронии судьбы, шла снизу вверх.
Две трети пути он проехал в натужно кашляющем автобусе между новыми домами по асфальтированному, местами уже потрескавшемуся серпантину, ещё несколько километров одолел пешком по лесу и скальным участкам, протаптывая для себя вихляющую из стороны в сторону тропу. Уже к вечеру добравшись до заросшего кустарником и бурьяном участка, сунул руку между плоскими камнями, лежащими друг на друге возле вагончика, и нащупал ключ, который много лет назад сам сюда положил.
Висячий замок, обмотанный промасленной тряпицей, никто не тронул, настолько всё вокруг было лишено соблазна. Поворчав с отвычки, замок поддался, железная дверь заскрипела. Тёмное нутро пахнуло плесенью. – Ну, здравствуй, мой последний дом, – тихо сказал Захар и перешагнул порог.
Запалил оплывший огарок свечи, стоявший в стеклянной плошке на столе. Высветились два стула, лежанка с ватным матрасом и подушкой, кухонный уголок, заставленный хозяйственной утварью и холодильник «Саратов», наверняка работающий, потому что в советское время вещи делались хоть и топорно, но на века, а не на запланированное время, которое заканчивается вместе с гарантией. Пузатый агрегат завезли сюда давно, в ожидании электрификации дачной территории. Когда дорога «поползла», место оказалось заброшенным. Судя по всему, соседние участки хозяева тоже много лет не посещали.
Захар, прямо в одежде, только сапоги сбросил, лёг поверх одеяла и почувствовал, как заныло тело, загудели натруженые за длинный день ноги. Свечу предусмотрительно загасил и остался лежать в полной темноте и тишине, словно в материнской утробе, испытывая, если не страх, то тревогу перед непонятным будущим. В голове не укладывалось, как можно существовать без привычных спутников цивилизации – электричества, тепла, телефонной связи, телевизора или хотя бы радио, да ещё одному. «Господи, пособи!», – прошептал невольно Захар и удивился, второй раз за короткое время обращаясь к тому, кого прежде не признавал.
Бог всегда был для него понятием отвлечённым, вроде совести, хотя, возможно, в своём неверии человек бывает ближе к вере, чем те, кто истово шепчет слова молитвы, а поступает вопреки. Многие считают себя движителем судьбы, но если колесо фортуны поворачивает в плохую сторону, виноватыми оказываются другие. Захар на бога или на кого другого никогда не надеялся, всё решал сам. Нынешние законы для иллюзии свободы приспособленны вполне: живи, где хочешь и как хочешь. И не вчера это началось, и не в семнадцатом, на который всё любят спихивать, а много раньше. На Руси испокон веков человек был потребен государству в качестве дров для Большой печи – чтоб не остывала, а хорошо тебе или загибаешься – дело личное.
От невесёлых дум Захар совсем было закручинился: несчастливое какое-то отечество, богатое, с бедными людьми. Обидно. Но, как говорила Нина Ивановна, нельзя обижаться на историю, ведь это твоя история. История и уготовила ему место на отшибе, в вагончике, среди каменистого неудобья, присыпанного землёй.
С другой стороны, разве не чудо – иметь свой клочок планеты, пусть и ничтожный по размеру? Устоял перед натиском Луизы – продать участок, значит есть бог, заранее позаботился. Ну, а потом, как всегда: пустил в свободное плавание, чтобы встретить в конце пути – простить за силу раскаяния или наказать за грехи.
Какие? Да мало ли у нас грехов! В суете дней, занятые наблюдением за другими, мы не слишком к себе внимательны. Разве не епитимьёй была его безответная любовь? Теперь она больше не застилала от него весь мир. Но испытания не даются просто так, значит заслужил – и смерть Лу, и нищету, потерю дочери, предательство пасынка и предстоящее одиночество. Осознание справедливости свершившегося прибавило Захару
