Лучшие люди города - Катерина Кожевина
– Что?
– Мы с пацанами людей охраняли, которые пытались хоть как-то поднять рынок. Сначала ларьки, потом рестораны, потом заводы.
– А не вы ли этих людей разводили и к батареям приковывали?
– Сначала, конечно, было получалово. Но те, кто только вымогал, быстро сдохли.
Он замолчал и уставился в одну точку, куда-то поверх Лениной головы. И дальше разговаривал как будто сам с собой.
– Чтобы иметь нормальные деньги, нужно было договариваться. Нужно было вкладывать в своего бизнесмена. Мы не только угрожали, но и гарантировали. Переговоры вели с другими пацанами.
– Больше половины этих пацанов не дожили до тридцати лет.
– Да, было много междоусобиц. Но никто не хотел беспредела. Никто. Это мы, мы в конце концов придумали нормальные законы. И страна выползла из говна. Мы и есть государство.
– Что-то не видно сейчас людей в малиновых пиджаках и кожаных плащах.
– Потому что вместо пиджаков – корочки и погоны. Двадцать лет назад пришел дядя Вова и переодел нас. Раньше, чтобы до человека дошло, что он не прав, его точку сжигали. А теперь приезжают пожарники: тут у вас не по правилам построено, здесь ведра с песком нету. И все, никакого бизнеса. Те же яйца, только в профиль.
– А завод вам как трофей достался, в междоусобной войне?
Между его редких бровей мгновенно пролегла глубокая борозда.
– Завод этот загибался, пока я не пришел. Старый директор зарплату платил консервами. У людей у самих чуть жабры не выросли. Я тебе вот что скажу. Неважно, как ты собственность получил, важно, как ты ею управляешь.
– Зачем вы вернулись сюда, в эту дыру? Могли ведь и в Южном свои дела воротить. И в Москве знакомые есть.
– Ты ведь и сама знаешь. Все знают.
Он положил на стол японского журавлика, сложенного из какой-то накладной. Лена встала. Пальцы дрожали. Перед глазами танцевали черные круги.
– Ты подожди, не ходи на улицу. Посиди в приемной. Бледная как поганка. Пусть Соня тебе чай нальет с сахаром.
– Спасибо, не стоит.
Глава 35
Возле подъезда Лена замедлила шаг. Издалека она заметила огонек сигареты, который дернулся вниз и погас, как звезда в августе.
– Я не просила их Киру прессовать. Верните меня в спектакль.
Из темноты проступила фигура в куртке с капюшоном.
– Ты смотришь футбол?
– Нет. – Катя втянула пальцы в рукава.
– Там есть правило. Если косячат фанаты, дерутся на стадионе, бросают фаеры на поле, – то наказывают клуб, за который они болеют. Вот ты, считай, клуб.
– Они больше не будут.
Лена внимательно посмотрела на Катерину. Одежда явно не по сезону, губы трясутся. Сколько она тут простояла, непонятно.
– Почему вы не дали мне главную роль? Это из-за моих ног?
– Что?
– У меня ноги как у мужика. 42-го размера. Никто со мной из-за этого встречаться не хочет.
– Ну при чем тут твои ноги? Я даже не заметила.
– А почему тогда? – Катя начала всхлипывать. – Потому что у рыжей мать – библиотекарша? Конечно, ее все любят, по головке гладят.
Фонарь выхватил ее лицо. С крупной челюстью, чернотой под глазами от дешевой туши. Верхняя губа покраснела и расплылась.
– Зачем тебе этот спектакль?
Катя опустила голову, как будто собиралась сказать что-то неприличное.
– Я… я хочу стать актрисой.
Сопли нависли под Катиным носом, как сталактиты. Лена подошла и крепко обняла ее. У Кати было больше шансов найти клад в пещере, чем попасть на сцену.
– Слушай, я готова вернуть тебе роль. Но решение буду принимать не я.
– А кто? Миссис Поттер?
– Чего?
– Ну, Светлана Гарьевна.
– Нет, не она. Ты вернешься в спектакль, если Кира будет не против. Поговори с ней. Сама.
Катя вздохнула.
– Ладно, извинюсь перед рыжей. Я не хотела ведь, чтобы ее…
– Я знаю, Кать.
– У вас есть ее номер?
Катя отошла в сторону, села на железную трубу и достала потертую раскладушку. До Лены доносились какие-то обрывки и всхлипы: «ну косяк», «да блин», «тёлки», «дуры», «извини». Через два дня вся труппа снова была в сборе.
Лена перерыла все подсобки в ДК. С костюмами оказалось туго. Она нашла облезлые боа, брезентовые пилотки и плащ-палатки, юбки из золотой фольги, чулки и панталоны, видимо, для исполнения Шекспира. К счастью, откопала одну украинскую вышиванку – пойдет в дело, все равно никто не отличит ее от русской косоворотки. Декораций тоже кот наплакал. Из подходящих – фанерная избушка Бабы-яги, которой придется выломать куриные лапы или замаскировать их картонными кустами. Все остальное нужно строить: и сосны, и озеро, и трон царя Берендея.
Лена обратилась к подросткам:
– Друзья, мне нужна ваша помощь. Можно сказать, сила.
– У нас Славян самый сильный. Он на прошлой неделе дверь в спортзале выломал.
Слава толкнул Вовчика локтем.
– Я за мячом бежал, придурок.
– Короче, нам надо построить лес. Кто поедет со мной на рынок за досками и фанерой?
– А зачем за ними ехать? – Миша пожал плечами. – У папы целый сарай. Без проблем даст сколько надо.
Он тут же позвонил отцу. Ким-старший не возражал и даже пообещал на своем фургоне привезти в ДК все, что Лена выберет. Через пару дней она отправилась на ферму изучать ассортимент.
Лена не сразу узнала Мишу. На нем были калоши с меховой оторочкой и куртка не по размеру. Он провел ее за ворота.
– Вот тут я и живу, Лен Фёдоровна.
Перед Леной открылось абсолютно ровное белое поле. Казалось, на нем не было и бугорка – можно засеять английский газон. Четыре одноэтажных строения с блестящей малиновой крышей расставили в шахматном порядке. А за ними виднелся жилой дом из желтого кирпича.
– Отец хотел поздороваться. Пойдем?
Они обогнули крепкие хозпостройки. И Лена увидела низенький хлев, возле которого под косым снегом ковырялись овцы. Они вытягивали травинки из-под ног мокрыми черными губами. На ушах с тонкой кожицей, как сережки, болтались желтые и голубые бирки.
Ким закидывал сено в деревянные ясли. Его вилы пронзительно бились о железный козырек, который защищал корм от летящих хлопьев. Лену аж передернуло.
– Здрасьте, здрасьте. Уже всё выбрали?
– Да нет. Только собираемся.
– Ну, Миша покажет.
Шоколадная овца с мокрой шерстью на пузе уткнулась мордой в коленку. Лена сняла варежку и погладила ее вельветовый нос.
– Какая милаха. Ей не холодно?
– Да вы что. Если ее в тепле держать, заведутся вши. Начнет терять вес и сдохнет.
Овца развернулась и