Роман с Луной - Марина Львовна Москвина
– Привезли? – спрашивает Кеша на всю сберегательную кассу.
– Да пока не привезли! – разводит руками Фима.
– Ладно, – миролюбиво говорит Кеша, – раз не привезли, я, пожалуй, пойду, дома подожду.
Он уходит, заходит мальчик, и тут же раздается голос Риты – узнаваемый и любимый всеми бывалыми радиослушателями, старыми москвичами:
– Друзья! – говорит она. – Где можно узнать, не оставила ли я косметичку, когда забирала свои сто тысяч?..
Буквально в каждом окошке светились наши лучезарные лица в состоянии полного аффекта. В третий раз подошла очередь Фимы, но с фронта не было вестей, и мы пропустили вперед веселую старушку, которая норовила и снять побольше, и чего-то там заначить.
– На гроб! – она мне сообщила с торжествующей улыбкой.
И – выразительно – глазами вниз:
– ТУДА не хочется! А готовиться надо!
– Несут! – ликующе крикнул мальчик, увидев двух здоровых инкассаторов с охраной, вооруженных до зубов, с мешками денег.
На протяжении получаса Фиме отсчитывали деньги перед микрофоном. Вся очередь слушала, какими тут пахнет сбережениями.
Складываем деньги в портфель, застегиваем, выходим из банка. Ну, Господи, помогай в напастях и треволнениях мира сего, избави нас от всякого злого обстояния! Облик Серафима выражает полное и абсолютное напускное спокойствие. Единственная им была допущена ошибка резидента – до самого подъезда за нами бежал не внушающий доверия субъект, крича:
– Мужчина! Мужчина! Вы забыли паспорт!..
Все были немного не в себе от того, что надо быть исключительно осторожным и предельно внимательным. После того как Фима сделал выговор Рите и еще раз объяснил, как себя следует вести человеку при деньгах на улице, в лифте, сберкассе или дома, Кеша входит в дом с новой порцией «снопов», а дверь не заперта!
При этом взору входящего открывается такая картина – в комнате на столе высится гора Фудзи из банкнот различного достоинства, будто с минуты на минуту привезут партию героина. А Серафим, как обыкновенный наркобарон, стоит в туалете с открытой дверью – отливает. Не говоря уже о Рите, которая самозабвенно смотрит по телевизору передачу о Пушкине и вообще ничего не видит и не слышит.
Если со стороны посмотреть на наше содружество, подсчитывающее деньги, можно было подумать, что снимается кино с участием Роберта де Ниро режиссером Квентином Тарантино. Серафим, слегка небритый, в мохеровой кофте с кожаными налокотниками, сидел в конце стола и таинственно улыбался, отвечая односложно и невпопад. Вскоре выяснилось, что он куда-то задевал свой слуховой аппарат, и вся эта загадочность благополучно компенсировала его глухоту.
Поэтому, когда неожиданно позвонили в дверь, мы даже не обратили внимания, зато Рита вышла в коридор и быстро открыла. Кеша накинул одеяло на гору денег, и все застыли, как на спиритическом сеансе, глядя на стол и прислушиваясь к голосам в коридоре.
– Сахару не надо? Мешок недорого, – послышался хриплый бас.
– Нет, не надо нам сахару, – закричал Кеша, боясь, что Рита скажет: нужно, будем варить варенье когда-нибудь, – и пригласит продавца сахара на кухню.
Единым фронтом мы двинулись к двери. Продавец, приезжий мужик в тельняшке и ветровке, посмотрел на эту шеренгу, явно настроенную недружелюбно к нему и его сахару, и ретировался.
– Никому не открывать! Договорились ведь, никому не открывать дверь! – возмутился мальчик. – А вы тут устроили проходной двор.
Осталось только явиться преподобной Вере из общества «Свидетели Иеговы», которая названивала Маргарите и по телефону давала ей божественные наставления, хотя они абсолютно друг с другом незнакомы. Более того, эта Вера стала предлагать заглянуть к Маргарите на огонек. Тут Фима проявил бдительность и устроил жене скандал. Пришлось Рите продолжать учиться на заочном.
– Мы уже скоро переходим к Иисусу, – с гордостью говорила Рита.
– Только сейчас? За все это время? – удивлялся Фима.
Потом ей позвонила с такой же целью Надежда. Но Рита вежливо отклонила Надежду, сославшись на то, что у нее уже есть Вера.
– Вера – наш человек, – созналась Надежда.
– Осталось только начать трезвонить еще одной прохиндейке по имени Любовь, – сказал Кеша.
Теперь нужно было поменять доллары на рубли, а уж потом забрасывать в стройуправление, где как-то запросто сказали:
– Привозите все целиком, осталось два дня, вы рискуете, надо заключить договор.
Мы упаковали доллары и евро в полиэтиленовый пакет, положили деньги на дно огромной сумки, сверху набросали Фимины рубашки не первой свежести. Вроде мужики едут в прачечную стирать белье, а не везут охапку валюты в какой-то левый банк для обмена. Видите ли, эту квартиру можно покупать только за рубли. А мальчику присоветовали одного банкира, замечательного тем, что порядочную сумму он обменивает с минимальным процентом.
На молниеносном военном совете постановили, что в оперативную группу вольется Серафим.
– Ему будет интересно, – сказал мальчик.
Фиме велели сбрить щетину, надеть шерстяной черный костюм-тройку, подаренный дедушке внуком со своего плеча сразу после защиты диссертации, галстук, модные ботинки и швейцарские часы.
С ботинками вышла заминка. Фима не знал, какие выбрать.
– Ботинки к черному костюму, – поучал Серафима внук, – должны быть черные. ЧЕРНЫЕ! А не вишневые! И не персиковые!..
Благодаря общим усилиям, образ бесприютного кокни, ночующего под мостом на берегу Темзы, сменился шикарным обликом дона Корлеоне – такой у нашего Фимы необъятный диапазон.
– Тебе можно прохиндейничать на такой экзотической внешности, – уважительно сказал мальчик.
Мы даже начали опасаться, как бы у Серафима не поинтересовались, когда они явятся отдавать деньги за квартиру, – почему он берет всего-навсего однокомнатную в захудалом районе, а не в Староконюшенном переулке или в доме Пороховщикова.
Итак, трое элегантных джентльменов с клетчатой дорожной сумкой, красноречивее клетчатой кепки повествующей о приверженности Фимы англомании, а также о том, что, если он и не покупает лондонские футбольные клубы, то уж, по крайней мере, жить не может без английского эля, вышли из подъезда, сели в изумрудную ветеранскую «оку», разогрели мотор и поехали. Мальчик за рулем, Фима – рядом, делает вид, что читает газету, а позади Иннокентий крепко прижимает к груди сумку с деньгами.
Рыцарь ордена тамплиеров, собравшись сделать вылазку против осаждающих его неверных, не сосредоточен так, как сконцентрировались эти трое, отправляясь на встречу с банкиром. Нервы у всех натянуты, как струны гавайской гитары. В памяти всплывали особо дерзкие случаи краж барсеток и сумок из салонов автомобилей.
Вспомнили директора художественной галереи из Таганрога, приехавшую на «газели» – покупать столичное искусство. Ее интересовали картины из пуха
