Первое поле - Александр Васильевич Зиновьев
Работа
Мы бредем, отсырели от пота…
Что ж поделать, такая работа,
Такая работа!
Лето постепенно заканчивалось. Уже рыжели и осыпались листья. Гаев из берёзового брусочка вырезал цепочку-подарок и спрятал, чтобы случайно не сломать, в крепкий ящичек из фанеры. Лодку сумели вполне качественно заклеить и опробовали. Работы постепенно стягивались к базе, или лагерю. База – это всё таки там, где начальник экспедиции и головная радиостанция. Редко когда для уточнения выходили на дальние участки, но работы – а это шурфы и промывка – не прекращались. Временами налетали дожди. Если они были сильными, пережидали в палатках, разжигая перед входом костры. Крылья входа подворачивали, связывали, и можно было часами лежать на топчане и смотреть на огонь или сладко засыпать. В палатке становилось тепло и уютно! «Памирка» Анатолия и Матвея прекрасно себя зарекомендовала, только что ещё выгорела и стала почти белой. Постепенно скудел да и приелся запас еды. Выручал вечерний чай. Искупаться после работы в реке уже не хотелось. Вода в Ингили потемнела, и её от дождей прибавилось, умывальные камни пришлось немного перетащить. Лошади отъелись, особенно Казбек похорошел, и в один день, когда Матвей верхом на нём вернулся в лагерь, потянуло его невзначай на любовь. У одной из лошадок начался физиологический процесс, отчего Казбек, не обращая внимания на сидящего на нём Матвея, как только они вернулись в лагерь, полез на эту лошадку. Произошло это прямо на берегу, у воды. Матвей взлетел вверх, совсем как памятник в Ленинграде Петру Первому. Лошадка, похоже, была не против, а вот Матвей, не зная, как быть – ни остановить, ни спрыгнуть, – заорал, скорее всего, дурным голосом, на какой и прибежал Володя и тоже не знал, что делать! Матвей прямо Македонский, где-то очень высоко, доспехов не хватает. Володя схватил первую же попавшую на глаза палку и стал ею охаживать Казбека меж ушей! И это слегка помогло. Сначала лошадка, испугавшись, прянула, затем Казбек, не удержавшись, опустился на передние копыта, и Матвей, совсем как в цирке, успел спрыгнуть и отбежать в сторону от этой стихии. Володя успел схватить повод и какое-то время сдерживал Казбека, который рвался за отбежавшей лошадью. Но Толстокулаков недаром носил такую убедительную или убеждающую фамилию – убедил жеребца погодить с этим делом. И, ещё не отошедши от такой нетрагической истории, Матвей пошёл к себе, как из камеральной палатки вышел с полевой сумкой Гаев. Он что-то искал в сумке и, видно, на свету хотел что-то в ней найти. А тут встрёпанный пережитым Матвей. Иван Константинович посмотрел на него внимательно.
– Стометровку, что ли, сдавал?
– Если бы. – И Матвей выдал все козни Казбека начальнику.
– А ведь хорошо, что обошлось! Правда? – Матвей недоверчиво, но кивнул, соглашаясь. – Вот случись что, как бы я писал в докладной? «Такого числа рабочий пятого разряда Матвей Берёза, возвращаясь на базу партии верхом на арендованном в колхозе «Знамя Ильича» коне Казбеке, оказался в эпицентре любовных отношений между Казбеком и…» – как лошадь зовут?
– Ласточка, – ответил Матвей.
– «…и лошадью Ласточкой, еле спас свою жизнь и вышел из эпизода вполне в рабочем состоянии»? Да вся экспедиция стонать станет. Напугался?
– Ещё как! – тут же сообразил Матвей, что это шутка. – Как на горе оказался. Конечно, испугался, – сбивался Матвей, не зная, как всё это сложить в пережитое. – Слишком высоко, и если бы не Толстокулаков…
Тем временем Гаев нашёл, что искал, и, доставая незнакомую бумажку, спросил у Матвея:
– Это что такое?
Матвей взял бумажку и удивился, что не узнал её, потому как это были совсем забытые пять рублей. Матвей уже начинал смеяться от этой смешной (забавной) мысли, что, оказывается, деньги-то совсем не нужны для жизни и работы в тайге. Вот просто не нужны, и поэтому Матвей совсем забыл, как выглядят деньги.
– Вот это номер, Константин Иванович! Последний раз в мае их в руках держал.
Матвей вертел в руках купюру, разглядывая рисунок – крепость с башенками.
– То-то же, – поддержал настроение рабочего Гаев, – нет в них необходимости, и всё тут. И никому не говори, что сегодня деньги в руках держал.
– А это почему? – удивился Матвей.
– Шучу – фарта не будет!
Рабочие дни сами по себе становились короче, солнце позже поднималось, раньше заходило, становилось постепенно прохладнее, уже не тянуло купаться, но приходилось, и спасала баня. Такая же жаркая и с водными, как говорят на радио, процедурами, только что вопли становились громче. В конце августа стало понятно, что партия в график укладывается. Работы на границах территории сделаны, маршруты становились короче, порода промывалась всеми рабочими. Дабы экономить труд ребят, Нина с Зиной по очереди стали подменять рабочих на кухне. Образцы пород упаковывались и складывались в ящики. Срывающиеся не так часто дожди заставляли чаще жечь костры, сушить одежду и обувь. По рации передавали сводки экспедиции и попросили привести вьючных оленей, чтобы на них отвезти породу. Лошадей для этого не хватает. Полевой сезон шёл к завершению.
Олени
Накрапывал осенний дождичек, тихонечко долбил в висок…
Есть замечательная, ностальгическая, тонкая, очень близкая геологам песня: «Осень – она не спросит, осень – она придёт по опустевшим пляжам, осень немым вопросом в синих глазах замрёт». Матвей вспомнил эту песню, когда утром за завтраком вдруг узнал, что уже первое сентября. Это неожиданное, оказывается, ещё не забытое понимание, что ты школьник, что первого сентября надо бы садиться за парту, а у тебя, у Толика, который вот сидит за столом рядом и пьёт чай, совершенно иные задачи и на первое сентября, и на весь этот месяц. Вчера вечером пришли олени. Воображение рисовало совсем иное. Конечно, олени ездовые и вьючные – это не лошади, и спору нет, но чтобы они были столь неожиданно маленькими, как пятиклассницы, поразило и растрогало. Два погонщика-каюра, что с ними пришли, были такими же, как Илья, – невеликими ростом, так же смуглы и узкоглазы. Очень приветливые. Олешек привели девять. Привязали и тут же развели неподалёку костёр. И когда Толик у Ильи спросил, зачем тут костёр, если есть костёр на кухне и у Ильи около палатки, Илья ответ на это начал со своего «однако»:
– Однако дымокур надо делать. Иначе комары заедят.
А и вправду, чем ближе к осени, тем комарьё и мошка просто чумели! Если кто из рабочих наклоняется копать, на спину тут же налетает полк их,
