Двоюродная жизнь - Денис Викторович Драгунский
Переведя дух, Григорий подумал, что не в ОГС и ГГ дело. Тут что-то глубже.
Кстати, интернет теперь только городской. И платформы тоже только городские.
Но лучше городской, чем никакой. Тем более что бесплатный.
Кстати, а почему сестра Люба никак замуж не выйдет? А вдруг она эта… скрытый альтерсекс? Не может быть! У нее есть молчел. Козел редкостный, но любовь зла, гы-гы! Он к ней приходит иногда. Из-за двери все слышно. Все норм. Любонька хорошая. Ах, какая хорошая… Стоп-стоп-стоп! Фу! Хватит!
Между прочим, зря альтерсексы недовольны. У них все права. Политические, социальные и какие хотите. Никто к ним под одеяло не заглядывает. Одна лишь маленькая просьба – пусть ведут себя тихо. Поэтому у них отдельный интернет. И вообще все отдельное. Чтоб не навязывали всем остальным свои манеры, моды и привычки. Они у себя, мы у себя. Мы к ним не ходим, и они пускай не ходят к нам.
Нельзя желать зла человеку за то, что он думает и ведет себя не так, как ты. Григорий это знал твердо. В школе учили. Право на собственное мнение, на личный выбор – свято. Кстати, и в ОГС это повторено. И ГГ об этом часто говорит. И по телевизору тоже.
Но нельзя любить всех подряд и без разбора.
И еще неизвестно, кто кому желает зла! Почему-то думают, что восемьдесят процентов желают зла двадцати процентам. Хотят их придавить, усмирить, подверстать под себя. А вдруг наоборот? Вдруг на самом деле одна пятая хочет навязать свои привычки остальным – хорошо ли это?
Да черт с ними со всеми. Пусть перегрызутся. Но я? Что же я? Почему вчера вечером я брезгливо передергивал плечами при слове «донос», а сегодня утром будто бы жду не дождусь, когда смогу донести хоть на кого-нибудь?
Григорию казалось, что он в уме листает какие-то умные книги. Он почти что слышал шорох страниц. Вот! Достоевский, кажется: «дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей». Но в итоге в сердце остается либо дьявол, либо Бог. Наверное, у него, у Гриши Зямлина, в сердце дьявол осилил Бога? Горе-то какое.
«Нет! – услышал он нечто вроде внутреннего голоса. – Наоборот!»
И в эту самую секунду понял и ощутил, что не подлым стал, а благородным. Не лживым, а честным. Потому что встал на сторону четырех пятых, на сторону большинства, на сторону людей. Людей в полном смысле слова, которые работают, учатся, любят, женятся, ходят в кафе и в кино – в общем, живут. Просто живут, а не морочат голову и не портят жизнь нормальным людям. Вот кому на самом деле нужна защита – нормальным людям. Он не подлец и доносчик – он защитник всех тихих, скромных, обычных, нормальных!
Григория даже пот прошиб от такого дивного открытия: благодарные слезы тела (вот как красиво подумалось ему). Он откинул одеяло, чтоб вытереть испарину с груди, и увидел, что стал еще мускулистее, худощавее, жестче и смуглее до коричневого блеска. Руки истончились. Локти стали острые.
Из-за двери раздался голос Любы:
– Гриша! Вставай! Завтрак готов!
Он услышал-увидел, что она взялась за ручку двери – ручка щелкнула и чуть повернулась. От страха и стыда, что полуодетая красавица-сестра увидит его таким, он соскользнул с кровати, спрятался за свесившимся краем простыни и зажмурился.
– Гриша! Ты где?
Сестра нагнулась, заглянула под кровать, он – будь что будет! – робко открыл глаза и с ужасом увидел ее черные бусинки навыкате, два длинных и четыре коротких усика и шесть стройных ножек с крючками на локотках.
подражание О.Генри
Красавчики
Когда Монтегю Дипуотер появился на свет, все прямо ахнули и руками всплеснули. Знаменитая акушерка миссис Лиггетс, наблюдавший за родами доктор Биндли, а также отец и тетки новорожденного хором сказали: «Ах, какой красавчик!» А когда его, голенького, показали бабушке Мари-Клэр, она воскликнула на языке своих предков: “Si ma mémoire est bonne, c’est un garçon!” – фраза рискованная с точки зрения морали, но французам или французским потомкам даже в пуританской Америке позволено немного пошалить. «Красавчик, настоящий красавчик! – продолжала бабушка уже по-английски. – Его надо назвать покрасивее, чтоб под стать!» В конце концов именно она настояла на таком имени для своего внука.
Но, очевидно, Фея Красоты не позвала к колыбельке крошки Монтегю своих подруг, прежде всего Фею Добродетели, а также Фею Трудолюбия. Мальчик – а потом отрок, далее юноша и, наконец, молодой мужчина – получился очень красивый, но ленивый и склонный исключительно к развлечениям. Едва-едва окончив школу, он записался на юридический факультет Гарварда, но не преуспел в науках и тихо покинул университет после второго экзамена – как на грех, это было «введение в финансовое право».
Я бы назвал Монтегю Дипуотера неудачником, когда бы не одна тонкость его биографии. Мало того что его родители были весьма обеспеченные люди. Вдобавок он был любимым племянником самого Клиффорда Н. Дипуотера – основателя, директора и главного акционера «Второго Нью-Йоркского Банка», бездетного пожилого вдовца.
Судьба Джейкоба Кафферстоуна была совсем иной, хотя он тоже родился красавчиком и акушерка, принимавшая роды, воскликнула то же самое: «Ах, какой красивый мальчик!» – хотя акушерка была совсем другая, попроще, а никакого доктора при родах и в помине не было. Потому что его отец, портовый такелажник и любитель выпить, к тому времени умер, раненный в драке в кабаке «Капитан Уэсли», а мать была простой швеей на фабрике братьев Брукс.
Монтегю и Джейкоб были оба красивы, но по-разному. Отпрыск богатой фамилии был похож на дорогую фарфоровую куклу – белая кожа, нежный румянец, золотые кудрявые волосы и большие голубые глаза. А сын портового рабочего и швеи смахивал на знойных мужчин с рекламы греческих ресторанов – смуглый, стройный, черноглазый.
Судьбе угодно было устроить их роковую встречу.
Но по порядку.
Красавчик Монтегю сильно досадил всему своему семейству: бесконечные кутежи, карточные проигрыши, иски от молодых женщин, которые хотели стать матерями наследника банкирского дома Дипуотеров – поскольку, как я уже сказал – да и
